Кровь фоморов

Король ящериц томно, вальяжно потянулся и тело его стремительно вытянулось, свернувшись черными лоснящимися кольцами из дикого кошмара профессора Персикова – чудовищная гадина раздувала чешуйчатый капюшон, готовясь к атаке. «Мать твою, он еще и удовольствие от этого получает! – мелькнуло в голове Киэнна. – Ох, бедные мои ребра!» Конечности гадко вывернуло, мышцы взвыли, как от тысячи спортивных растяжений, полученных в одночасье, волоски на спине вытянулись и заострились ежиными иглами – излюбленный образ учителя пришелся как нельзя кстати, однако воспроизвести его Киэнну удалось с большой натяжкой. Еж получился больше похожим на какое-то карикатурное творение из дурацкого комикса. Впрочем, реалистичность отнюдь не была необходимым условием. «Ну давай, сладкий, возьми меня, если сможешь!»

Один против ста: если бы змеи умели смеяться – сейчас это бы произошло! Однако королевская кобра лишь хлопнулась оземь и обернулась куда более реалистичным, восторженно фыркающим, дикобразом. Нужно было давать деру, и пародийный еж с визгом отрастил пару перепончатых крыльев. Летучая мышь? – Да нет, скорей вышла летучая обезьяна из волшебной страны Оз. Ну и к черту ее, ту летучую мышь, он бы все равно не справился с эхолокацией! Крылья каким-то невероятным образом все же подняли его, но непропорциональное и лишенное нормальной аэродинамики тело скорей барахталось в воздухе, выписывая непроизвольные кульбиты и сальто, чем летело. Ощетинившийся клубок двадцатидюймовых игл на земле даже и не подумал подниматься в воздух: дикобраз радостно обернулся дико гогочущей мартышкой (наконец-то он получил возможность оторваться!) и принялся закидывать трепыхающееся над головой нечто плоской галькой с берега и комками грязи, ожидая, пока оно само свалится вниз.

Неудачливый летун, с горем пополам, добрался до середины реки и камнем плюхнулся в воду. На этот раз измученное тело приняло кристальную прохладу с наслаждением и благодарностью. Перепонки между пальцами значительно уменьшились, морда вытянулась в оскал грызуна, лапы укоротились, стремительно порастая грубой густой шерстью. Облик выдры всегда давался ему относительно сносно, по крайне мере, не видя себя со стороны, он был в этом почти уверен. Скорей всего, рыба была бы куда надежней, но такую сложную трансформацию Киэнн боялся попросту не потянуть. Шустрый речной зверь проплыл добрую сотню метров, и, не чувствуя за спиной погони, высунул мокрую морду на поверхность, чтобы осмотреться и вдохнуть воздуха.

В тот же миг что-то с шумом и свистом упало на него сверху и дернуло вверх за загривок. Доплавалась, дорогуша, сцапали! Боль разрываемой кожи и холодный ужас осознания предстоящих последствий допущенной оплошности пронзили рассудок, повергая его тот самый древний чудовищный транс, в котором ранее неведомые способности точно вырывались наружу, ломая границы и пределы. Выдра отчаянно извернулась в когтях крылатого хищника и замкнулась металлическим кольцом на его рифлено-золотой лапе. Это было не совсем по правилам, но... Да чихал он на эти правила!

Это только в сказках герой одинаково легко превращается и в белого голубя, и в зеленый плед. На самом деле трансформация в неодушевленные предметы – это, по сути, временная смерть. Если очень не повезет – из этого состояния можно и не выйти. Мир перестал пульсировать знакомыми мириадами ощущений, сознание отключилось чуть менее, чем совсем. Мыслей, к счастью, тоже не было.

Птица приземлилась на замшелый неровный камень у берега реки и брезгливо потрясла лапой. Затем перья разгневанно вздыбились и плавно перетекли в растрепанные кудри человека. Заинтересованный мужчина несколько раз подбросил кольцо на ладони и швырнул наземь.

Возврат в первоформу означал прерывание (а при отсутствии претензий у второго из противников – и завершение) дуэли, и, смутно почувствовав прикосновение человеческой руки, Киэнн с облегчением грохнулся на землю всем телом. Кожа его изрядно посерела и покрылась липкой холодной испариной, рваные раны на спине зияли как свежие следы отрезанных крыльев.

– Ну и как умирается? – в голосе вопрошавшего не было слышно ни неприязни, ни участия – одно лишь любопытство. Однако у Киэнна, даже при всем желании, не было ни малейших сил оное любопытство удовлетворять.

– Я привык, – коротко выдохнул он, жадно хватая воздух.

Соперник дал ему отдышаться, понимая, что иначе все равно ничего не добьется.

– Кто тебя учил?

Полуэльф поежился:

– Один психопат. Его автографов на моей спине – как у счастливого фаната футбольной команды.

Скандалист и пророк эпохи шестидесятых удовлетворенно хмыкнул:

– И все равно однажды я поссу на твою могилу.

Потрепанный подменыш, шатаясь, встал:

– Да в свое удовольствие...

– Ну и чего ты хотел?

Киэнн выложил карты. Расклад был явственно не в его пользу, но, похоже, собеседник купился на единственный наличествующий козырь:

– Тогда я буду трахать твою девчонку.

Эльфинита покоробило от формулировки:

– Если она будет тебе давать – сколько душе угодно!

***