– А давай ты пойдешь погуляешь, – неожиданно настойчиво «предложил» старший Дэ Данаан. – Подышишь воздухом, принесешь чего-нибудь на ужин.
– А не боишься с ним наедине оставаться? – попыталась отыграться фоморка.
Киэнн решительно мотнул головой:
– Страх – глупое чувство. Бесплодное. Довольно с меня его.
Когда супруга вышла, подменыш доверительно обернулся к заинтересованно глазеющему на него малышу:
– Так вот, Ллеу, нет ничего хорошего в том, чтобы быть взрослым. Не верь никому! – Ты не становишься ни лучше, ни умнее, ни сильней, ни красивей. Ты только с каждым днем на шаг ближе к собственной смерти. Но не одно лишь время делает тебя старше. Каждый раз, когда ты причиняешь кому-либо боль – ты взрослеешь. Каждый раз, когда ты испытываешь боль – ты взрослеешь тоже.
Он пару секунд помолчал, давая ребенку обдумать услышанное.
– Я сказал тебе, что у взросления есть приятные стороны... – Я соврал.
Впрочем, взрослело царственное дитя, как и полагалось по природе происхождения, с поистине сказочной скоростью: Ллеу заговорил на третью неделю после рождения, встал на ноги примерно тогда же, а в годовалом возрасте выглядел здоровым крепким трехлеткой и рассуждал примерно на уровне пятилетнего. Ну а баловаться «магией», которой он именовал силу Глейп-ниэра, юный король начал и того раньше.
Не имея ни малейшего обоснованного желания в очередной раз задыхаться в жестокой судороге, Киэнн, как мог, внушал своему чаду мысль о том, что «магия эта – плохая».
– А какая – хорошая? – провокационная двусмысленность вопроса поставила подменыша в тупик.
– Ты знаешь хорошую магию? – с детской бескомпромиссностью продолжал настаивать отрок.
Взрослый нерешительно замялся:
– Вроде, да...
– Покажи!
Киэнн задумчиво склонился над столом, зажег три пары свечей, несколько раз передвинул их особым образом. Куском мела начертил четыре символа. Заинтересованная Эйтлинн тоже подошла. Полуэльф радостно кивнул:
– Ага, иди сюда, Этт, сейчас будет 3D-кино! Или даже 4D, если хотите.
Он коснулся ладонями края стола и кончиками пальцев настучал ритм. Руны вспыхнули фонтанами искр и поплыли светом прожекторов в точно раздвинувшемся пространстве...
Четверка музыкантов явилась из сумрака. Хрупкий самовлюбленный вокалист с отчаянной гривой волос цвета спелой пшеницы изогнулся в невероятной позе и схватил левой рукой микрофон:
– Good evening! I said good eeeeevening!
Магический пасс рукой от лукаво щурящегося темноволосого гитариста – и крепкое сорокалетнее вино рок-н-ролла полилось в полурастворившуюся комнату. Этта выдохнула:
– Боже, Киэнн, как ты это делаешь?
– Транслирую из своей памяти – она же у меня, ты знаешь, безразмерная.
Дитя Маг Мэлла глазело на невиданное доселе зрелище, широко распахнув золотистые глазенки и приоткрыв рот от изумления:
– Что это?
Киэнн довольно усмехнулся и указал на бесноватого демона-гитариста:
– Это – великий маг и волшебник из мира людей. И его магия по названию Лед Зеппелин.
Мальчишка самозабвенно прыгал в такт музыке:
– Хочу такую магию, как у них! Научи меня! Научи!
Киэнн отстраненно любовался сотворенным его же собственной рукой видением и одновременно, со внутренним одобрением, оценивал реакцию сына:
– Боюсь, такую магию умели создавать только эти четверо...
Маленькая рука привычно потянулась к серебристой плетке, брови разочарованно искривились. В глазах подменыша нарисовался дикий ужас:
– Лу, ну я ведь в самом деле так не умею! – Киэнн поспешил хоть как-то исправиться: – Но я знаю другого мага... шамана... – он осекся и, кажется, уже пожалел о сказанном, голос его совсем упал, знаменуя бездну отчаянья: – Если только этот шаман мне голову при встрече не откусит...
Этта внимательно посмотрела на бывшего правителя:
– А ему ты чем насолил?
Киэнн отвернулся:
– Не спрашивай.
Нервно покосился (вопросительный взгляд супруги никуда не исчез) и нехотя продолжил:
– Ну, избили его по моему приказу. До полусмерти, наверное. Не думаю, что он забыл...
Затем его глаза вдруг приобрели умоляюще-щенячье выражение:
– Этт, а может быть, ты с ним поговоришь? – Тебе он не откажет.
Этта хмыкнула и коварно усмехнулась:
– Ну, не обещаю, что я устою перед чарами великого Джима Моррисона...
Киэнн уставился на нее с искренним удивлением:
– А я на это и не рассчитываю!
Их взгляды пересеклись, как два кинжала: один – смущенный и подозрительный, второй – придирчивый и открытый. Владелец второго решительно продолжил:
– Да выброси же ты свою человеческую мораль на помойку, Этти! Она порождена боязнью венерических заболеваний и нежелательной беременности. – Здесь ни того, ни другого попросту нет!