Кровь и молоко

По залу прокатились восхищённые вздохи. Хор запел громче. Амелия уверенно шагнула под своды собора. Последние двадцать ярдов её свободы вспыхнули под ногами как дорога из кипящей лавы, ведущая прямиком в ад. Но отчаянье больше не терзало её душу. Какой толк изводить себя чувствами, если не в силах ничего изменить?

Амелия шла медленно и гордо, не удостаивая взглядом никого из гостей. Плечи развёрнуты, подбородок приподнят, лицо скрыто под невесомой вуалью. Она словно плыла по воздуху, не касаясь ступнями пола, легко и грациозно приближалась к мужчине, который даже сейчас, перед сотней посторонних глаз и Богом, пожирал её голодным взглядом.

По правую руку от судьи стояли его сын и давний друг – мистер Фарел, некогда блестящий адвокат частной практики, а в настоящее время личный юрист семьи Байронов. Даниэль был мрачнее тучи, он изредка поглядывал то на отца, то на его шафера, нервно переминаясь с ноги на ногу. На невесту мужчина старался не смотреть, должно быть, чтобы не раздражать родителя, а может, по причине, уходящей в самую глубь его сердца.

Путь окончился протянутой рукой жениха. Судья на удивление очень нежно обхватил женские пальцы, помогая невесте подняться на небольшое возвышение перед алтарём. Мистер Говард тенью скользнул к левому краю, вместе с девочками, выпустившими из рук подол невесты.

Гости сели, хор замолчал, и когда в церкви воцарилась тишина, богослужитель заговорил.

– Дорогие братья и сёстры, мы собрались здесь, дабы засвидетельствовать вступление в брак мистера Байрона, верховного лондонского судьи, и мисс Говард, любящей дочери и сестры. Сегодня пред Божественным взором в доме Господнем судьбам двух этих людей суждено соединиться в одну. Вступление в брак ответственный шаг, требующий взвешенного решения и искреннего желания, налагающий ответственность. Потому, если кто-либо из присутствующих знает причины, по которым сей союз не может свершиться, – пусть скажет сейчас или вечно хранит своё молчание.

Плечи невесты чуть дрогнули. Вряд ли кто-либо приметил эту случайность, но сама Амелия вдруг вспыхнула гневом. Она дала себе клятву держаться, как бы ни было сложно. Но в этот самый миг ощутила, что не так сильна, как думала. Что воля её слабеет, душа рвётся наружу, рыдая навзрыд, а разум отчаянно жаждет услышать голос – хотя бы Фостера, который встанет и разоблачит судью у всех на глазах.

Священник тем временем продолжил:

– Что же, коли ваше желание является обоюдным и нет никаких причин для отказа в церемонии, прошу, обменяйтесь кольцами и принесите друг другу священные клятвы.

Клятвы… в этот день все они были до нутра лживыми, прогнившими, как и большинство собравшихся в соборе господ.

Шафер судьи торжественно передал молодожёнам обручальные кольца. Байрон признательно ему поклонился и, взяв руку Амелии в свою ладонь, размеренно заговорил хриплым голосом:

– Я, Питер Байрон, вручаю тебе, Амелия, это кольцо в знак вечной любви и верности. Клянусь любить тебя, уважать, делить с тобой все свои горести и радости. Пока смерть не разлучит нас.

Ехидно усмехнувшись, джентльмен надел на безымянный палец невесты бриллиант размером с миндаль. Амелия бросила на свою руку брезгливый взгляд, но Байрон этого не увидел, фата скрыла от него истинную эмоцию леди.

Поменявшись ролями, Амелия сглотнула вставший в горле ком, чуть слышно прокашлялась и повторила те же слова, чётко, уверено, не дрогнув ни единой нотой.

– Я, Амелия Говард, вручаю тебе, Питер, это кольцо в знак вечной любви и верности. Клянусь любить тебя, уважать, делить с тобой все свои горести и радости. Пока смерть не разлучит нас…

Кольцо без камней сверкнуло на испещрённой морщинами руке. Судья торжествующе улыбнулся и в упор посмотрел на невесту, пусть и не видел её глаз.

– Властью, наложенной на меня самой королевой Англии и Отцом нашим, Господом Богом, я объявляю вас мужем и женой.

Церковь взорвалась аплодисментами, гости почти синхронно встали на ноги, а судья потянулся к Амелии, дабы откинуть с её лица вуаль.

– Можете поцеловать невесту, – прибавил священник и у теперь уже миссис Байрон свело желудок. Но когда её супруг смог воочию узреть миловидные черты, леди улыбалась, словно и вправду была счастлива. Потрясающая сила духа, блестящая игра. Победа гордости над разбитым сердцем!

Судья шагнул вперёд, наклонился к жене и оставил очень скромный поцелуй на её щеке, похотливо при этом прошептав:

– Сегодня ты станешь моей!

Амелия улыбнулась её шире, имитируя радость, ответив столь же тихо:

– Не убивши медведя, не сули шкуры…

Байрон саркастично усмехнулся. Его склонность к насилию лишь сильнее подогревалась протестами Амелии. Возможно, эта женщина пленила его именно своей непокорностью и крутым нравом. Он не хотел её любви, не грезил об уважении. Судья желал подчинения, власти, только они удовлетворяли его потребности, только этим кормились стареющие, как и сам мужчина, демоны.