Кровь и сахар

– Мы не думаем, что Арчер случайно узнал про «Темного ангела», – продолжал Кэвилл-Лоренс. – Мы думаем, что он уже давно искал что-то подобное. Понимаете, для него это было нечто гораздо большее, чем неудачный рейс. Гораздо большее, чем триста утопленных в море рабов. Экипаж, в общем-то, не был ему интересен, для него это было только средство для достижения цели. И, несмотря на все громкое негодование Арчера, рабы тоже.

Эту часть я, по крайней мере, понимал. Или считал, что понимаю.

– Корабль – символ. Худший пример работорговли, который он смог найти.

– Именно так, – кивнул Смит. – И он совсем не отображает реальное положение дел. Но когда факты играли хоть какую-то роль в формировании общественного мнения? Отдайте моряков под суд, заставьте их защищаться – и рядом с ними на скамье подсудимых окажется весь институт работорговли.

Перстень-печатка на пальце Кэвилл-Лоренса блеснул в свете свечей.

– Мы – нация лицемеров, – тихо сказал он. – Это чистая правда. Люди не очень интересуются тем, как сахар попадает им в чай, потому что не хотят этого знать. Но поднимите этот вопрос в зале суда, напишите об этом на первых полосах газет, и его станет трудно игнорировать. Выиграете вы дело или проиграете, вы в любом случае заставите людей выступать в суде под присягой и говорить о том, что мы бы не хотели слышать.

И снова нить разговора подхватил Смит:

– За сахар платят домохозяйки. И вдруг оказывается, что моряки бросают детей в море. Чтобы понять, что будет дальше, не нужен умный адвокат. Петиции и брошюры, люди, отказывающиеся от сахара из Вест-Индии. Это был подарок аболиционистам, и Арчер понял это. Только одному Богу известно, к чему это все могло привести.

Тэд думал, что знает. Он говорил Амелии, что сможет покончить с рабством. Он верил в это. Поначалу я думал, что это только одно из его преувеличений. До сих пор мне казалось неправильным предполагать, что дело может привести к таким серьезным последствиям. Но, глядя на напряженные, обеспокоенные лица мужчин, сидевших передо мной, я понял, что они тоже в это верят.

Убийство Тэда решило одну их проблему, но создало другую. Если Тэда убил один из членов экипажа, чтобы предотвратить уголовное преследование, то любой суд над убийцей неизбежно доберется до его мотивов. А рассказ о «Темном ангеле» в полном зрителей зале суда – это как раз то, чего хотело избежать Вест-Индское лобби.

Вероятно, Люций Стоукс приказал Перегрину Чайлду не особо напрягаться, расследуя убийство Тэда. Он обыскал номер Тэда в «Ноевом ковчеге», пытаясь найти эти пропавшие документы. Они все спрятали, чтобы не дать делу ход, пока не появился я и снова не вытянул все на свет божий.

– Мы ведем войну, – снова заговорил Кэвилл-Лоренс. – И один из важнейших видов нашей промышленности находится под ударом. Арчер не был французским или американским шпионом, но действовал так, как если бы был. Его единомышленники могут продолжить его дело с того места, где он остановился. Если он передал эти документы вам, вы обязаны сообщить нам об этом прямо сейчас.

Были ли «Дети Свободы» его сообщниками? Или Моисей Грэм и Эфраим Прудлок, которые выглядели такими испуганными на похоронах Тэда?

– Расскажите ему остальное, – приказал Смит, принимая мое молчание за признание в соучастии. – Про дебоши Арчера. Его гнусные привычки. Пусть он полностью осознает, что представлял собой человек, которого он называл другом.

Я смотрел на его молодое надменное лицо, и у меня мурашки бежали по коже.

– Если вы имеете в виду, что Арчер снимал проституток, то мне это прекрасно известно. Его чуть не выгнали из Линкольнс-Инна из-за одного такого скандала.

В глазах Смита горела злоба.

– Я говорил не про его шлюх.

– Мистер Смит нанял человека, который изучил прошлое Арчера, – пояснил Кэвилл-Лоренс. – Этому человеку удалось найти одну из тех распутных женщин из Линкольнс-Инна. То, что она рассказала ему, по меньшей мере любопытно. Арчер пригласил ее к себе, это правда. Но когда она пришла, он не стал спать с ней. Даже не пытался. Они просто час проговорили, он ей заплатил, и она ушла.

У меня снова гудело в ушах. Я тщательно подбирал слова.

– Вы хотите сказать, что он сам спровоцировал этот скандал? Зачем ему это делать?

– Чтобы скрыть свои пристрастия совсем другого рода, – пояснил Смит. – Арчер был педерастом. Содомитом. Гомосексуалистом. Называйте его извращения как хотите, суть одна.

Гул у меня в ушах усилился.

– Я в это не верю.

– Он использовал вас, – сказал Кэвилл-Лоренс. – Он обманывал своих друзей. Вы должны задать себе вопрос: стоит ли выполнять обещания, которые вы дали этому человеку?

– Я никогда не давал ему никаких обещаний. – Кровь прилила к моему лицу. – Я никогда не видел ваши чертовы документы.

В конце концов, думаю, их убедил мой явный дискомфорт. Они приняли его за отвращение, злость, смущение. За все то, что, по их представлениям, должен чувствовать человек, который только что узнал, что его старинный друг был тайным содомитом.

Кэвилл-Лоренс приподнял бровь.