Кровь и слезы Луганска

 ЛИЦ — Луганский информационный центр — находился недалеко от поисковой базы. Хотя тут, в Луганске, все недалеко. Город же маленький. До войны — полумиллионник. А сейчас... Сейчас тысяч двести, может быть, двести пятьдесят. И порой не знаешь — уехали твои соседи или погибли. Кто эту статистику вел в дни и месяцы блокады? А если и вел — кто ее объявит сейчас? Хотя, по мнению Воронцова, надо бы озвучивать эти числа. Паника возникнет? Паникеры уже давно уехали. А те, кто остался — тот остался навсегда. Куда поедет Глеб, например? Или дядя Коля? Или Юля?

 Нет, эти упрутся, но не поедут. Люди-терриконы — если они что-то решили, то переубедить их невозможно. Втемяшилось так втемяшилось. Шахтерская культура.

 Даже если ты сам не был под землей, то вокруг тебя такие люди, которые там работают. И они своим поведением, своими примерами, своими способами решения проблем создают общество, в котором ты живешь. Шахтерское общество. И либо ты играешь по его правилам, либо оно выдавливает тебя как занозу. Вот поэтому простой учитель, или мелкий торгаш, или даже военный: здесь, в Луганске, они больше похожи на шахтеров. Жестами, повадками, взглядами. Или это война так повлияла на людей? Хотя война и шахта: они похожи. Каждый спуск под землю может стать последним. Особенно в годы хохловладычества, когда хозяева шахт выжимали из людей и земли все возможное. А если выжимать было слишком затратно — выгоняли людей на улицу, а шахту до последней балки пилили на металлолом. И в последнюю очередь бизнюки думали о технике безопасности. Не о своей, о своей как раз думали: бронированные джипы да взятки нужным людям. Один из ополченцев рассказывал, смеясь:

— Я как-то в завал попал. Один. Ну шо делать. Жду. Тормозок с собой. День жду, второй жду. Третий жду. Да, да. Тормозок кончился. Вода кончилась. Воду со стен слизываю, с конденсата. Да, да. Через две недели пробились до меня. Так хозяин шахты за прогулы уволил. Да, да.

 Как говорят классики, рассол определяет вкус огурца. Но тем человек и отличается от огурцов, что может вкус рассола изменить и даже банку разбить.

 А Глеба на месте не оказалось, усвистал куда-то. Где-то кто-то обстрелял ОБСЕруш. Жертв нет, но у европейцев немедленная паника случилась. Наверняка, обстреляли с украинской стороны, а обвинят войска ЛНР. Обычная практика. Воронцов вместе со всеми жителями Луганска не без основания считал ОБСЕруш — украинскими шпигунами.

 Впервые в своей жизни под минометный обстрел он попал как раз после приезда ОБСЕ на позиции. Это была его первая ротация, он валялся в блиндаже и засыпал, когда они приехали. Походили по позициям, поснимали-пощелкали, поулыбались. Главарь банды здоровался со всеми за руку. Воронцов запомнил, как его фамилия. Лемке. Когда он тянул руку и улыбался, глаза его были равнодушны. Когда он называл свою фамилию, казалось, что ты попал в гестапо. Гестаповец Лемке: зер гут, шварце тодт, штейт ауф, руссише швайне, хенде хох, партизанен, герр оберст, ферфлюхте швайнехунде. Все это всплывало из детской памяти, когда этот Лемке смотрел на тебя рыбьими глазами.

 Через пятнадцать минут после их отъезда начался обстрел. Украинцы били по тем точкам, что фотографировал и осматривал гестаповец со своими подсвинками. Били минами. Неторопливо. Раз в двадцать секунд прилетал подарочек. Свист начинался с ноты «си». Тонкой, воздушной ноты — ноты основания мира. Затем звук понижался, понижался по всей гамме и, наконец, финальный аккорд. Самое противное то, что от мин трудно спрятаться. Эти суки валятся с неба практически вертикально. И если траншея, да любое углубление, может спасти от снаряда, то мина может прилететь с неба в самый узкий окоп. И ничего ты с этим не сделаешь. Можно только лежать и ссаться под себя. Что Воронцов и делал под первым своим обстрелом. Ну еще молился. А шо? Может некоторым западло молиться и ссаться одновременно, а другим вот не западло. Как ни странно, потерь не было, если не считать пробитый осколком радиатор командирского «Уазика». А еще в тот день Воронцов понял, зачем нужна каска. Чтоб башню не пробило всякими камешками и деревяшками, поднятыми вверх взрывами. А Лемке... Сволочь это, ваш Лемке. Но ничего с ним не сделаешь.

 Так. Глеба нет на месте. Можно прогуляться по дневному Луганску.