— Читать же. Думать. Рефлексировать. Иначе нет для него, не будет смысла. Осознавать и примерять на себя. Книга учит не только тому, что правильно делать. Но и тому, что делать не стоит. Да, это вторично. Главное, она развивает критическое мышление. И, в первую очередь, к себе. Вот смотри: сейчас мир полон неграмотными людьми. Все эти «в крации», «лягла», «постеля». Но это полбеды. Они агрессивно не хотят учиться. Мол, мы не на уроке русского языка. А если их обсчитают в магазине — кассир им может сказать: «мы не на уроке математики»? Это они берут микрокредиты, не вчитываясь в мелкий шрифт. Это они жадно хватают незаконно построенную недвижимость, а потом становятся обманутыми дольщиками. Это они плюют на правила дорожного движения и пожарную безопасность. Они же не какие-то советские «зомби» с правилами. Они свободные личности, которые и выползают на майданы. У них нет критического мышления и желания этим мышлением овладеть. Вот как им объяснить, что свобода начинается с осознания запретов?
— Свобода как осознанная необходимость?
— Скорее, как осознанное ограничение. Никто тебе не даст в руки автомат, пока ты не вызубришь элементарные правила техники безопасности. Или автомобили. Как без знания запрещающих знаков быть свободным на трассе? Да никак. До первого светофора. Ну, до третьего, если повезет.
— Уголовный кодекс?
— Ну как без него, — хохотнул Воронцов.
— Еще вопрос, — остался серьезным Соболев. — Твое мнение об этой войне?
— О Боже, Глеб... Ну не могу я на такие вопросы отвечать. Ну какое мое мнение? Не мы ее начали в декабре тринадцатого, но нам ее заканчивать. А заканчивать придется, как и все прошлые войны. А знаешь, почему? Потому что любая война, начатая против нас, всегда была колониальной и работорговческой. Еще со времен Турции и Крымского ханства. Если мы хотя бы раз сломаемся — нам хана.
— Но мы же проигрывали войны — и ничего? Крымская, например. Или Первая мировая.
— Там противники сами до изумления истощались. А вот Великая Отечественная показала настоящее мурло Европы. Не забудем, не простим... Забыли, простили и получили. А где забывают, что такое война — там она и возникает.
— То есть, с ними невозможно договориться?
— Глеб, знаешь, что требовали в Одессе до второго мая? Думаешь, присоединения к России? Нет. Референдума. О русском языке. И о выборе между Европейским и Таможенным союзами. Делов-то провести референдум. Но дешевле оказалось просто сжечь людей. Они боятся диалога, потому что проиграют в нем. Давай закругляться, а? Мне еще на рынок надо забежать, купить всякого на передок. И вообще, язык уже отсох за сегодня.
— А что так?
— Да детям поисковым за Одессу рассказывал.
— Хорошо. Интервью я тебе вышлю на согласование. Может быть, еще пару-тройку вопросов задам. Ответишь письменно.
— Океюшки. Ну, я пошел.
— Стоять! Вот тебе, держал под столом, ножку подпирал, — Глеб протянул Воронцову увесистый бумажный кирпич. Книгу. «Время Донбасса». — Один остался.
— Ну куда мне один? Дай пять. Я в батальоне раздам по подразделениям.
— Нету. Дам два.
— Глеб, ну я популярный писатель же. С автографами раздавать буду! Четыре!
— Известный, а не популярный. Держи три и вали отсюда.
— Счастье есть, — воскликнул радостный Воронцов, подмигнул Глебу и выскочил из кабинета. Высоко поднятой рукой с книгой: две он сунул в рюкзак, помахал барышням Информационного Центра и смылся.
И настроение сразу поднялось. На рынке Воронцов не удержался, взял два пластиковых стаканчика с дешевым черным чаем, плюхнулся на пластиковый стул и стал листать сборник. Полистал оглавление, нашел себя. Пробежал статью по диагонали. Так, не редактировали. Как выкладывал в интернет, так здесь и напечатали. А жаль, все же публицистический стиль интернета и стиль книги отличаются. Для книги надо писать обстоятельнее. Наверное. Ну да Бог с ним. В батальоне будут рады, а это главное. Остальное он решил дочитать в гостинице. Если Юля не придет...
А пока пошел за покупками.
Закупал самое необходимое, что нельзя достать в Энске. Хорошие носки, качественные, желательно белорусские. И денег не жалеть. Нет, конечно, есть пределы совершенству. Вот продаются в Москве носки по три тысячи. В них что там, золотая нить? Не, понятно, что суперноски. Год носи, не запахнут. Но если порвутся — это же инфаркт. Так что сойдут и по сотне.