Кровь и слезы Луганска

 Но если у тебя есть нож, топор, спички и мозги — лес не даст тебе умереть. За пару часов ты можешь построить себе дом, сделать очаг, добыть еду и выжать воду из мха. Порой можно пройти в паре метров от такого дома и не заметить его. Люди степей не поймут это. Они боятся леса, как, впрочем, и Воронцов боялся степей. Он чувствовал себя голым в степи. Ему казалось, что он виден всем и каждому. Ему хотелось вжаться ужом и уползти ежом хоть в какой-то, самый маленький лесок. И как тут партизанили?

 За ним сначала шли судмедэксперты, затем саперы, потом вся остальная звездно-офицерская толпа. Что характерно — шли след в след. Все.

 — А где мой боец? — рявкнул украинский подпол.

 — Я знаю? — ответил Воронцов. — Товарищ подполковник, обнаружены костные останки, предположительно человека. Разрешите передать дело судмедэкспертам?

— Какое, блять, дело? Где мой боец? Почему вы его не контролируете?

 И тут Воронцов не выдержал:

— Слышь, воен, джерело говна своего завали. Я к товарищу подполковнику обращаюсь, а не к пану пидпизднику. Нахуй пошел, приказывать он мне вздумал, шайзе бандеровское.

— Отставить! — рявкнул Петрович. — Два наряда вне очереди!

— Да хоть пять, хуле это говно тут командует мне!

— Пять нарядов и «стакан» на сутки!

 «Стакан» — это было больно. «Стакан» — это вытрезвитель. За что такая «милость» от Петровича прилетела, было непонятно. Воронцов ни разу на алкоголе не попадался.

«Ну и хер с ним» — хотел сказать Воронцов, но передумал и просто махнул рукой. Отвернулся к могиле и вместе с судмедиками начал перебирать землю. Земля была сухая, крошилась между пальцев. К такой земле Воронцов не привык. Он работал раньше на Волховском фронте. А там земля была пополам с водой. И, в лучшем случае, по колено. Однажды они надумали снять учебный фильм. Для будущих поколений поисковиков. В одном из залитых болотной жижей окопчике он нашел бойца. Поставили камеру. И он на камеру начал показывать, как достает кости. Сел на бруствер, опустил ноги в болотниках в коричневую воду. Начал доставать найденные уже и заранее разложенные заново кости, опуская руки по локоть в эту глино-водяную смесь температурой плюс пять градусов. Вот, ребятки, это ключица. А это бедренная кость. А вот еще одна. О, еще одна??? В окопчике лежали два бойца. Расчет «Максима». Медальонов не было.

 Этот парнишка лежал в сухой земле. Ноги его были связаны зеленой веревкой. Руки заведены за спину, под таз, и тоже связаны. Одно из тазовых крыльев было сломано. Воронцов аккуратно взял переломанное крыло и позвал Петровича. Щелкали фотоаппараты.

— Смотри, Петрович. Видишь, слом костей?

— Ну?

— Он коричневый.

— И?

— Это прижизненный перелом. Кровь наполняет кости и оставляет этот цвет. Если перелом посмертный, то есть, когда сердце уже не работает, слом остается белым. Если хочешь, могу показать.

— Не надо, — воскликнул медик. — Не надо вносить флюктуации. Тем более, при этих.

 Судмедик кивнул на ОБСЕруш с хохлами. Те сгруппировались и что-то яростно обсуждали на английском.

— Че говорят? — спросил у судмедика Воронцов.

— Я сучий язык не знаю, впрочем, свинячий тоже, — резко ответил парень. Молодой он тоже был совсем. Хотя... Разве на войне молодые бывают? Война и за день состарить может. Или омолодить.

— Че сразу сучий-то? — пожал плечами Воронцов, снимая очередной слой грунта с позвоночника неизвестного бойца. — Музыка у них прекрасна. Меркури там, Нирвана опять же.

— Один пидор, другой самоубийца. Творчество — это выделение психики. Какая психика, какое творчество — такой и финал.

— Ишь, ты еще и психолог.

— Станешь тут психологом, — судмедэксперт поправил очки в золотой оправе на горбатом носу. — Тут не только психологом, тут экстрасенсом станешь.

— Стоять! — заорал Воронцов, смахнув очередной слой. — Стоять!

 Нож зацепил металл.

 Кружка. Маленькая, овальная кружка из нержавейки. Воронцов подцепил ее ножом за ручку. Поднял аккуратно. Проволоки нет — можно. Отвел руку в сторону. Высыпал землю на траву. После этого начал обтирать ее об ногу. Ну вот и медальон.

 «Ну вот и медальон» — подумал Воронцов.

— Есть, — сказал он вслух.

— Что у тебя там есть? — зло сказал украинский подпол и открыл папку.

— Телефон на кружке.

— Телефон? Чей?

— Девятьсот шесть. Это «Билайн» вроде.

— «Билайн»? Господа, шановны, — подпол забыл нужное слово, замялся, но быстро продолжил. — Шановны паны. Мы з вамы, як же... Наблюдотываты, як москальски ахрессоры только что показали, тьфу, казалы,... Эмн... Блядь! Показавши очередное доказательство агрессии Москвы. Перед нами лежит оккупант с России. Вот его кружка с номером телефона российского оператору. Дай сюда кружку!

— Да пошел ты нахуй, — флегматично ответил Воронцов. — Це мое.

 И показал язык.

 Петрович отвернулся и заржал. ОБСЕШники вежливо, но глупо улыбались.

— Як твое? — наконец-то на мове ответил украинец.

— Як, як... Дупой через переляк. Отработаем, тогда будем анализировать, выводы делать.

 Рядовой Воронцов встал на четвереньки, повернулся жопой, то есть дупой к украм и европейцам и продолжил работать ножом.