Ребра были перебиты почти все. При жизни. Парня, похоже, были берцами: вдавленные переломы. И ободраны. Ребра они такие кости, словно маркеры. Если парня таскали несколько километров по асфальту, то был содран не только камуфляж. Потом была содрана тельняшка. Потом кожа. Потом надкостница. И обрывки тельняшки забивались в раны, а потом в кости. Так и есть. Судмедэксперт в золотых очках — да каких золотых? Позолоченных — пинцетом вытащил из очередного перелома ткань: белые и темно-синие полоски в коричневых разводах. Когда-то это была кровь. Всего четыре года прошло. А в таком сухом климате порой и бумага сохраняется по семь десятков лет.
А под ребрами скрипнул под ножом еще один металл.
На этот раз оливкового цвета.
На чеку давила кость — позвонок грудного отдела. На позвонок давили переломанные ребра. На ребра давила еще не счищенная Воронцовым с боков парня земля.
Вот поэтому положенная под спину граната еще не сработала.
Но осталось чуть-чуть.
— Стопэ, — спокойно сказал Сашка. — У тебя булавка есть, Харон?
— Смысл? Так-то есть, конечно, — ответил позолоченный. — Тебе зачем?
— Граната под спиной, — и ткнул пальцем в сторону закладки.
Медик отвел лупу в сторону. Посмотрел в указанном направлении. Помолчал. Приподнял брови и сказал:
— Ну шо я могу сказать? Заебись!
— Будем орать? — и Воронцов лег на землю, снял свои очки, не позолоченные, и стал разглядывать гранату под костями.
— Не, ну то можно. Но тогда понабегут саперы и нас погонят. А оно нам надо?
— С Одессы, что ли?
— Не совсем, Одесса пригород Поскота.
— Ха, я с Люстдорфа...
— Немножко не той стороной...
— Так булавка то есть?
— Иголочкой обойдемся.
— Иголочка хрупкая, булавочка гнется...
— Так ты умеешь в это?
— Умею, умею, брат мой Харон...
И в этот момент из кустов вышел грустный младший украинский сержант.
— Пацаны, вы чо нашли чота чи шо?
— А у тебя булавка есть?
— Трохи маю...
Вася сунул руку за пазуху, вытащил булавку, протянул ее Воронцову. Дальше было дело техники. Или просто навыков.
Он осторожно вытащил гранату из земли. И подкинул ее на ладони. Где-то в районе секунды, а может и пары секунд, наблюдатели исчезли. Как-то вот раз — и нету их. Остались только Бек и Петрович. Правда, оба, практически одновременно, достали сигареты и закурили. Но то такое...
РГД-5, штука такая. В целом, бесполезная. Хотя есть исключения. В помещениях работает на ять. И вот под труп подложить — тоже. А так... Кинуть в кусты: никто и не заметит хлопка.
Но в этот раз нельзя. Надо зафиксировать. Перед наблюдателями ОБСЕ. Которые предусмотрительно сдристнули на реактивной тяге.
Череп у пацана тоже был разбит прижизненно. Воронцов копал, судмедэксперт тщательно фиксировал находки: фотографировал, говорил на диктофон, еще и записывал.
— А почему у него кружка и больше ничего нет? — вдруг спросил судебный медик.
— А я еще вглубь не копал, — ответил Сашка. — Может разгрузка была, может рюкзак.
— Обычно мародерят все, включая карманы, — ответил медик.
— Откуда знаешь?
— Меня Виктор зовут, — протянул лапу в перчатке эксперт.
— Саня. «Одесса».
— А я «Док», как обычно. Я в четырнадцатом еще интерном был. Хотел педиатром стать.
— Благородно.
— Не. Просто с детьми интереснее. Они разговаривать не умеют. Загадок больше.
— Романтик?
— Не то слово. Был романтиком. Пришлось вот.
— Мертвые еще меньше говорят.
— Я не сказал «говорят». Я сказал — «разговаривают». Мертвые как раз разговаривают.
Зашумели кусты, затрещали ветки. На полянку ворвались саперы. Наши саперы. Сепарские саперы.
— Шо у вас стряслось?
Док, Одесса, Петрович и Бек одновременно показали гранату, лениво лежащую на отвале. Булавка сияла на солнце как небесный град Иерусалим.
— И это все? — разочарованно сказал старший сепар-сапер.
— А ты шо хотел? «Точку-У»? — хохотнул Петрович.
— Да сказали, шо у вас тут снаряд...
— Тож скаклы, они пиздят дальше, чем видят.
Саперы разочарованно пошли обратно.
— Маньяки, блять, все бы им побахать, — прокомментировал Воронцов, когда саперы исчезли в зеленой чаще.
— На себя посмотри, — сказал Петрович, наблюдая за процессом раскопа.
— Я такой же, да. Хотя вон, на Бека посмотри, вот кому бахать хочется.
— Всем бахать хочется. Только я один это не скрываю, — флегматично ответил замполит.
Кости достали и разложили на полиэтиленовом мешке. Док, время от времени меняя перчатки, разглядывал кости в поисках прижизненных повреждений. Саня копал дальше и глубже, доставая из земли пуговицы, кусочки ткани. Остатки кроссовок, липучки...
— О! Его не мародерили...
В руках без перчаток лежал телефон. Старая, давно не выпускаемая «Нокия-3310». Наверняка убитая четырьмя зимами и дождями весны-осени. Это летом тут сухо и тепло. Хотя тропические ливни и тут бывают: прослойки воздуха в толще воды.
Вернулись украинцы и европейцы. Европейцы сразу натянули маски. Странно, что они этого не сделали раньше. Хохлы зачем-то в ноздри засунули ароматические тампоны, хотя от костей ничем не пахло. Ну так, землей и чуточку смертью.
Воронцов, стоя на коленях, поддел ножом заднюю крышку. Вытащил симку. Поколебался и протянул ее Петровичу.