Кровь и слезы Луганска

 — Ну и что? Мало ли кто чем занимался до войны? Я вот табачным бизнесом занимался, что я должен сигареты раздавать сейчас?

— Хотите так раздавайте, мы не против, — пошутил Петрович.

— Я настоятельно требую, чтобы в этом... В этом мероприятии должна принять участие и наша сторона.

— Голубчик... — примирительно сказал Петрович.

 — Я вам не голубчик!

— Милейший голубчик, так принимайте, кто ж вам мешает!

 — Они сторона заинтересованная, — вклинился Бек. Азиатское его лицо было как всегда бесстрастным. Только глаза еще сузились и взгляд потемнел. — Найдут первые, повредят улики.

— Да какие улики, какие улики? Мало ли кто что наговорил? Четыре года прошло! Четыре! Насмотрелись ваших соловьевых и распятых мальчиков — и как попки за ними повторяют. Наша армия военных преступлений не совершала.

— Вот сейчас и узнаем. Ведите своего специалиста. Желательно с документами.

— А у вашего есть?

 Воронцов достал корочки комиссара «Памяти Донбасса». В руки не дал. Просто сунул в лицо украинцу. Тот прочитал:

— Ха! Да я таких сколько угодно могу нарисовать.

— Да рисуйте сколько хотите, хоть всей армии своей раздайте. Только давайте эту бодягу заканчивать. Пойдем, батенька, отойдем, — это он сказал уже Воронцову.

 Они отошли, Петрович положил ему тяжелую руку на плечо. Вообще, он походил на медведя. Вроде улыбается, взгляд ласковый-добрый. А через секунду встает на дыбы и рычит так, что шерсть по всему телу дыбом встает. От ужаса.

— Слушай сюда внимательно. Где-то здесь, в четырнадцатом, бандерлоги взяли нашего ополча в плен. Тогда бои маневренные были. И позиции слоями. Его контузило, и где-то он не туда свернул. Вышел на «айдаровский» блокпост. Они его за ноги привязали к БТРу. А потом в назидание таскали по селам. Потом отвезли сюда и скинули в зеленку. Местные его потом присыпали. Только вот те, кто присыпал — кто погиб под обстрелами, кто в Россию уехал. Вот где-то здесь, в этом перелеске.

 Перелесок был небольшой, метров сто в длину. Ширину надо еще глянуть, но тут же степи, здесь зеленка редко «толстой» бывает. И дубки. Дубки — это хорошо. Растут медленно, вряд ли могилу захавали корнями.

 — Тебе надо первому останки найти. Сможешь?

 — Постараюсь, — уклончиво ответил рядовой. — Не грибы искать. Много нюансов. Его просто присыпали или закопали?

 — Не знаю. Скорее всего, закопали. Народ здесь верующий ан-масс.

 — Скорее, суеверующий, — хмыкнул Воронцов.

 — Какая разница? — не понял Петрович.

 — Существенная, не суть. А его точно местные закопали? Не айдаровцы?

 — Станут они руки натруждать. Сбросили тут и все. Ну, может подальше оттащили с дороги.

 — А зачем им оттаскивать с дороги, если они считали, что победят и тут хозяева?

 — Так и считали. Но не чувствовали. Считать и чувствовать — большая разница.

 — Две больших разницы, — машинально поправил Воронцов, даже не вспомнив Одессу. А иногда и не надо вспоминать словами, достаточно помнить чувствами.

 — Слушай, но от него ведь одни кости остались, как определить, таскали его на БТРе или нет? — пожевал губы Петрович.

 Воронцов удивился:

— Кости помнят все.

— Правда?

— Обижаешь, батя.

— А как?

— Найдем — покажу.

— О, укро-археолога привели, — сказал Петрович и они отправились на большой звездный совет. ОБСЕруши стояли в сторонке и молчаливо жевали жвачку, напоминая стадо коров или американских туристов.

 Укрокопарь оказался напуганным пацаном лет восемнадцати. Еще и веснушчатый, и уши оттопыренные. И кепка не по размеру большая. Чучело чучелом. Впрочем, взгляд с хитрецой. Вон как стреляет, пытается определить, кто тут «решатель вопросов». Но младший сержант. Видимо, украинский подпол решил званием Воронцова победить.

 Только вот не догадывался подполковник, что на войне есть только два непобедимых звания. Рядовой и генералиссимус. Выше генералиссимуса только Бог. А выше Бога только рядовые. Потому что рядовые без генералиссимуса победить могут, с маршалами, например, а он без них — нет. Поэтому Воронцову было наплевать на звание украинца. Да ему вообще было на все наплевать, кроме выполнения боевой задачи.

 Через пару минут они вдвоем вошли в зеленку. Из оружия у каждого было по стандартному армейскому щупу. Украинский сержант еще тащил «Фискарь», только почему-то совковый. А вот Воронцов от большой лопаты отказался, взял простенькую МСЛ и перочинный ножик. Ну и рацию, конечно. А вот хохол рацию не взял, растыка.

— Слушай, тебя как зовут?

— Саня, а что?

— А меня Вася.

— Василь, что ли?

— Та не, просто Вася, я из Харькова.

— Чому я ни сокил, чому ни державной...

— А?

— Га. Че хотел-то, Вася з Харькову?

— Слушай, че делать-то надо, а?

— Вот этой хренью, щупом, ходи и в землю тычь. Вот гляди, — и Воронцов начал тыкать по земле со скоростью швейной машинки.

— И шо?

— Ты из каких войск?

— Мотострелок...

— У вас что, саперов нет?

— Чого нет, маем. Только их не нашли, меня вот послали. Спросили, кто на историка учился я и сказал.

— Так ты из студентов, что ли?

— Та ни, не успев поступить. В армию мобилизовалы, пыдоры.

 — Так а чего ты сказал, шо историк?

— Та я думав, шо в штаб заберут...

 Воронцов вздохнул: