Кровь на эполетах

— Капитан Руцкий с егерями гостили, — ответил Егор. — Пробыли недолго. В бане попарились, переночевали и ушли засветло по своей военной надобности.

— Руцкий?! — воскликнула Груша. — Платон Сергеевич?

— Они, — подтвердил Егор. — Дочку свою оставили и отбыли.

— Дочку? — удивилась графиня.

— Точно так, матушка! — кивнул отставной унтер-офицер. — Они ее по дороге в Смоленск нашли рядом с мертвой матерью. Его благородие подобрал и сюда привез, потому как на войне с дитем никак. Он вам письмо оставил, спросите у Якова.

— Позови его и вели принести письмо! — приказала Хренина. Егор поклонился и вышел.

— Как же так, мамА? — растерянно произнесла Груша. — Откуда у него дочь?

— Оттуда, откуда все дети, — буркнула графиня. — Ну, Платон, ну, шельмец! Вот ведь удружил! Чуяло сердце…

Она не договорила. В дверь постучали, и в столовую вошел лакей. Поклонившись, он протянул Хрениной листок бумаги. Графиня схватила и его и, достав лорнет, впилась глазами в текст.

— Что там, мамА? — не утерпела дочь.

— Слушай! — вздохнула графиня и стала читать по-французски: — Многоуважаемые Наталья Гавриловна и Аграфена Юрьевна. Вынужден опять просить вашей милости и содействия. Так случилось, что на дороге к Смоленску я обрел свою дочь. Ее мать, французская дворянка Аврора Дюбуа, в браке со мной не состояла и жила в Москве, о чем я не знал. Там она присоединилась к отступавшей армии Бонапарта, но дорогой умерла. Дочь сидела подле ее мертвого тела, когда я ее увидел и подобрал. Девочку зовут Мари, ей три года, по-русски она не говорит. Поручаю сиротку вашей милости. По окончанию войны приеду и заберу. Ежели же сложу голову, то прошу вас воспитать Мари, как должно дочери дворянина, и выдать замуж за хорошего человека, дав приданое из тех денег, что я переслал вам. Пусть Аграфена Юрьевна не сердится, что переменил завещание. Сироте деньги нужнее. Ваш покорный слуга, Платон Руцкий».

— Зачем он так? — всхлипнула Груша, когда мать закончила читать. — Не нужны мне его деньги!

— Успокойся! — одернула ее графиня на французском, повернувшись к лакею, заговорила по-русски: — Расскажи нам о девочке, Яков. Где она сейчас?

— У Глафиры, — ответил лакей. — Его сиятельство господин Руцкий поручил ей досмотреть дочку. Денег дал и еще посулил.

— Позови Глафиру и пусть приведет девочку, — распорядилась графиня.

Яков поклонился и вышел. Мать с дочерью застыли в ожидании. Продлилось оно недолго. Скоро в дверь постучали и, получив разрешение, в столовую вошла горничная. За ручку она вела девочку лет трех в малиновом платье и с такой же ленточкой в белокурых волосах. Из-под подола платьица ребенка виднелись вязаные шерстяные чулочки.

— Здравствуйте, матушка-барыня и вы, молодая госпожа! — поклонилась Глафира и сказала девочке по-французски: — Поздоровайся с дамами!

— Бонжур, мадам! — звонким голоском сказала девочка и изобразила книксен.

— Боже, какой ангелочек! — всплеснула руками Груша и, вскочив со стула, подбежала к горничной. При ее приближении девочка застеснялась и попыталась спрятаться за подолом горничной.

— Не бойся, милая! — улыбнулась Глафира. — Тетя добрая.

— Тante? — спросила девочка, выглянув из-за подола.

— Oui, chérie[2], — подтвердила Груша, протянув к девочке руки. Та подумала и подошла ближе. Груша подхватила ее на руки и расцеловала в румяные щечки. Девочка в ответ клюнула ее в щеку.

— Ласковая такая, — умильно улыбнулась Глафира. — Поначалу дичилась, но потом оттаяла. С детками играет, всем «бонжур» и «мерси» говорит. Кухарку любит, та ее медком потчует. По-нашему начинает немножко лопотать.

— Посмотри, какое чудо, мамА! — сказала Груша, с девочкой на руках подходя к матери. Та встретила их хмурым взглядом. Девочка испуганно уткнулась личиком в грудь молодой графини.

— Не бойся, милая! — сказала Груша по-французски и погладила девочку по спинке. — Это бабушка, она добрая. Бабушка, — повторила по-русски. — Иди к ней!

— Бабуська? — спросила девочка, повернув головку к Хрениной.

— Oui, chérie, — подтвердила графиня и протянула руки. Девочка, поколебавшись, вытянула свои. Хренина подхватила легкое тельце, и прижала его к груди. Девочка обняла ее за шею.

— Правда, чудо? — спросила Груша.

— Да, уж! — вздохнула графиня. — Да еще какое! Дочь у меня не замужем, а внучка уже нашлась. Ну, Платон! Ну, шельмец!

В голосе ее, впрочем, не слышалось осуждения. Девочка уловила это и, расцепив ручки, клюнула Хренину в щеку.

— Настоящая француженка! — пробурчала графиня. — Ластится, что твоя кошка.

Но тут же в ответ расцеловала ребенка в обе щечки.

* * *

В шинок к Лазарю мы сразу не пошли. Из дверей дома, где размещался Главный штаб, вышел чиновник в мундире интенданта и пошел к нам.

— Приказано разместить ваш отряд, господин капитан, — сказал мне.

— А мой полк? — поинтересовался Кружилин.

— Ждите, к вам выйдут.

— Ладно, Егор Кузьмич, — сказал я. — Сделаем так. Разместим людей, возьмем офицеров и встретимся в шинке через два часа. Как тебе?

— Идет, — кивнул есаул и бросил застывшему в ожидании Лазарю: — Слыхал, христопродавец? Чтобы через два часа стол накрыл и выставил на него самое лучшее.