Кровь на эполетах

Офицеры загомонили, подтверждая, что им тоже. Я вернул гитару Боярскому. Голос у поручика оказался никакой, но слух и умение играть наличествовали. Ну, и песня про кавалеристов, у которых век не долог, порадовала слушателей. Разбросал я тут семена из будущего… Кончилось тем, что мы с гусарами сдвинули столы и продолжили пиршество вместе. Пели, рассказывали о стычках с врагом. Мне пришлось повторить на бис историю с Наполеоном, Синицын с другими офицерами ее дополнили. В их версии я мчался к карете Бонапарта, прорубаясь сквозь ряды шеволежеров. После чего, бросив в сани труп злодея заодно с живым камердинером, поскакал обратно, отмахиваясь от преследователей клинком. На мне разрубили штуцер и полушубок, но я все же прорвался, метнув в последнего из преследователей свой палаш, как копье, и тот пронзил поляка насквозь. Гусары слушали, открыв рты — у Синицына явно пропадал дар рассказчика. Живи он в моем времени, непременно стал бы писателем-фантастом. Думаю, не стоит говорить, что с гусарами мы расстались совершеннейшими друзьями, разве что номерами телефонов на прощание не обменялись. Нет их еще здесь…

В Орше мы пробыли пару дней. Отдохнули, попарились в бане, привели в порядок мундиры и снаряжение. Еще меня вызвали в Главный штаб, где потребовали написать подробную реляцию о бое на дороге — Фигнер оказался прав. Версию Синицына я повторять не стал, но и скромничать — тоже. Не принято это здесь. Алгоритм простой. Подвиг совершили? Совершили. Пожалуйте награды… К каким и кого представить, решать начальству, но я специально приписал, что прошу произвести в офицерский чин моих унтеров, и перечислил, кого. Офицеров в батальоне нехватка отчаянная, а унтера заслужили. Вручив реляцию генерал-майору Толю, накануне произведенному в этот чин, попросил содействия в пополнении батальона санями и лошадьми, дескать, понесли потери. На самом деле это было не так, вернее, не совсем так, но мы герои или где? Карл Федорович черкнул бумажку интендантам, я передал ее Синицыну, и тот привел к нашему временному обиталищу полдесятка саней с упряжками и двадцать лошадок под вьюки и седло. Не знаю, как у него сложился разговор с интендантами, но выглядел Потапович довольным. В Орше он неплохо расторговался трофеями, взятыми с шеволежеров и уланов, но они еще оставались — не на плечах же нести. В Оршу хабар мы притащили на трофейных лошадях, которых сразу сбыли с рук — не годятся. Заморенные, не привыкшие к нашим морозам и грубой пище. Русские лошадки и соломой могут питаться, этим же овес подавай, да еще отборный.

Через два дня, получив приказ, отправились в Минск — там квартировал корпус Неверовского, дивизия Паскевича и наш полк. Шли не спеша. Егеря ехали на лошадках, следом сани тащили провиант, фураж и оставшиеся трофеи. Интендант подогнал нам пару бычков — вот что взятка животворящая делает! — их забили и разделали, и сейчас туши ехали в санях, теряя по пути в весе и объеме. Водки тоже выдали с избытком, так что никто не грустил. Местность, которой мы ехали, война почти не затронула, не считая грабежей французских фуражиров. Мы заходили в села и деревни, где вставали на ночлег. Крестьян не грабили, наоборот, подкармливали семейства, дававшие нам приют. В одной из деревень, особо оголодавшей после французов — люди в ней походили на живые скелеты, Синицын сказал мне:

— Надо бы помочь мужичкам, Сергеевич. Есть мука французская, нам она без нужды. Сухарями обойдемся.

— Отдай! — кивнул я. — И еще что-нибудь из трофеев. Шинели там французские, ненужную одежонку и обувку. В хозяйстве все сгодится. Только муки им мало — до конца зимы не дотянут. Денег надо дать, пусть еще купят.

— Это им в город идти, — вздохнул Потапович. — Здесь не найдут — кругом такое же разорение и скудость. А город далеко, на плечах не унесут. Мужиков и так шатает от бескормицы.

— Дай сани с упряжкой. Как раз освободились от провианта. Приедем в Минск, спишем. Скажем, что кони пали по пути.

— Лошадей есть хотят, — покачал головой подпоручик. — Чем кормить-то будут?

— А ты узнай, — посоветовал я.

Потапович сходил и вернулся повеселевший: мужики сказали, что в лесу у них припрятано несколько стожков сена. Фуражиры их не нашли, а коров и другой скот злодеи вымели под гребенку. Кормить стало некого. Сено цело, до весны хватит, а там и травка пойдет.

— Еще офицеры хотя собрать мужикам денег, — сообщил Синицын. — Сил нет на такую скудость глядеть. Что скажешь, Платон Сергеевич?

— Не нужно, — сказал я. — Сам дам, — и добавил в ответ на его удивленный взгляд: — У меня на сохранении у Хрениной пятнадцать тысяч лежит, а вам деньги пригодятся. Мужикам помимо еды, семенное зерно и скотинку прикупить нужно. Пятьсот рублей хватит?