— Хочу выпить, господа, — сказал Фигнер, подняв свою чарку, — за ваше здоровье. Платон Сергеевич знает, как я мечтал убить Бонапарта, но удача выпала вам. Только я все равно доволен. Сегодня днем по Орше провезли труп этого мерзавца, повинного в неисчислимых бедах, постигших нашу Отчизну. Все увидели, что ждет того, кто посмеет вторгнуться в пределы России. Светлейший князь распорядился похоронить Бонапарта должным образом. Будь моя воля, повелел бы труп сжечь, а оставшиеся косточки зарядить в пушку и выпалить, чтоб и клочка не осталось. За вас, господа!
Мы выпили и закусили. Водка оказалась на удивление приятной, а жареный барашек свежим и вкусным. К нему хорошо шла квашенная капустка. Тосты следовали один за другим, штофы пустели, как и блюда, но служители подносили новые. За столом установилась душевная атмосфера. Офицеры расстегнули воротники мундиров и общались без чинов, в том числе с Фигнером. Я выдал историю с получением сведений о маршруте Наполеона и последовавшей засаде на дороге, на всякий случай повторив утверждение, что Бонапарта мы замочили не нарочно. Шинок был полон офицерами, на нас смотрели и прислушивались. Фигнер рассказал, как вместе с партизанскими отрядами Давыдова, Сеславина и кавалерийскими полками Орлова-Денисова взял в плен бригаду генерала Ожеро. Кружилин похвалился подвигами своих казаков, а потом спросил Фигнера:
— Скажи, Самойлович, почему светлейший князь принял нас неласково? Мы ему злодея привезли, а он только поблагодарил, да и то неохотно.
— Ничего удивительного, — пожал плечами подполковник. — Открою секрет: в Главном штабе планировали разбить остатки французской армии под Борисовым, где взять в плен Бонапарта и его маршалов. Целую кампанию разработали. Только ничего не вышло. Мороз сковал Березину, французы благополучно перешли по льду на другой берег, а направленные перехватить их армии Чичагова и Витгенштейна к переправе опоздали. Ищи-свищи теперь супостатов!
Блин! Все, как в моем мире, исключая, конечно, мертвого Наполеона. Поневоле вспомнишь Черномырдина: «Никогда такого не было, и вот опять!» Это кто ж, такой шустрый, после смерти Наполеона французами командовал? Гадом буду — Даву…
— И тут являются Платон Сергеевич вместе с вами, Егор Кузьмич, и привозят мертвого Бонапарта, — продолжил Фигнер. — Выходит, капитан и есаул смогли то, что не удалось генералам и самому главнокомандующему.
Он захохотал.
— Не тревожьтесь, господа, — сказал, отсмеявшись. — Светлейший — человек справедливый. Реляцию о вашем подвиге государю непременно направит. Не хочу загадывать, но в своих чинах вам осталось ходить недолго. Платону Сергеевичу нужно присмотреть горжет майора; вам, Егор Кузьмич, готовиться в полковники, другим офицерам — соответственно своих чинов. Предлагаю за это выпить!..
Посидели хорошо. Под конец застолья я даже спел. Гитара нашлась у пировавших за соседним столом гусаров. Среди них оказался знакомый мне по Смоленску корнет, пардон, уже поручик Боярский, с которым мы некогда едва разошлись краями, но после помирились и славно посидели в ресторане. Он тогда еще тексты исполняемых мной песен записывал. Теперь же, разглядев за соседним столом давнего знакомого, подошел и попросил спеть, предложив для этого свой инструмент. Мой-то ездил в обозе. Я взял гитару и задумался: что им исполнить? Внезапно из памяти всплыл текст песни Альвар — мне она очень нравилась в своем времени. Поймут ли? Попробуем. Моему нынешнему настроению соответствует.
«Самоубийца!» — слышу за спиной.
Но знаете, на том, на этом свете ли,
Я не вступаю в безнадежный бой.
Там выход был. Вы просто не заметили.
Стратег? Ну да, возможно я такой.
Один клинок — на сотню небожителей?
Я не вступаю в безнадежный бой.
Я собираюсь выйти победителем.
Вообще-то, знаешь… план был неплохой.
Немного подкачало исполнение.
Я не вступаю в безнадежный бой.
Я не способен к саморазрушению.
Прощай. Прости. Я скоро за тобой,
Похоже не успеешь и соскучиться.
Я не вступаю в безнадежный бой.
Я просто — в бой.
И дальше — как получится.
— Странная песня, — сказал Боярский после того как я смолк. — Но мне понравилась. А вам, господа?