Кровь на эполетах

— Не извольте беспокоиться, ваше благородие! — заверил шинкарь. — Усе буде.

Он поклонился и засеменил прочь, а интендант повел нас размещаться. В этот раз отряду выделили конюшни на окраине города, даже целый комплекс их, выстроенный буквой «П».

— Лошадей здесь с лета нет, — пояснил чиновник, — а французы держали магазины с провиантом и фуражом. Мы их взяли целыми. Почти все раздали, но и вам достанется.

Он подвел нас к сараю, стоявшему у конюшен, и снял с ворот большой висячий замок. Его и ключ сунул в сумку.

— Прошу!

Мы зашли внутрь.

— Здесь, — интендант указал на левую сторону сарая, — мешки с овсом для лошадей. А вот тут, — его рука вытянулась вправо, — провиант. Сухари, рис, мука, бочки с водкой для винной порции. Мясную выделить пока не могу, — развел он руками. — Обещают пригнать бычков завтра, но как сложится, сказать трудно.

— А что здесь? — спросил я, указав на небольшой штабель ящиков.

— Какая-то французская еда в стеклянных сосудах, — пожал плечами чиновник. — Наши брать ее отказываются: говорят, лягушки, — он засмеялся. — Вы, коли желаете, забирайте. Могу и остальное отдать, — он вопросительно глянул на меня и добавил: — Без отчета.

Я достал из сумки ассигнацию, которая тут же исчезла в руке интенданта.

— Честь имею, господа офицеры! — пожелал чиновник.

— Погодите, господин титулярный советник, — остановил его Синицын. — А сено для коней или хотя бы солома? Одного овса мало.

— За конюшнями есть стожки, — махнул рукой интендант. — Французы много навезли, но до вас здесь гусарский полк квартировал, большинство потрачено. Вам, однако, хватит.

Он быстрым шагом вышел из сарая.

— Жулик! — буркнул Синицын. — О чести говорит, а четвертной билет взял и не поморщился. Этот провиант нигде не учтен, мог и так оставить.

— Будет тебе, Аким Потапович! — махнул рукой я. — Все они жулики. Лучше глянем, чего нам Бог послал.

А послал он, как выяснилось, много. Сухарей и риса отряду хватит на пару недель, водки — тоже. Мука… Можно испечь хлеб, если найдем, где. В ящиках нашлись уже знакомые нам мясные консервы, значит, каша будет не пустой. При одной из конюшен обнаружилась кухня с вмурованными в печь котлами — будет где кашу и приварок готовить. А то русские армейские котелки рассчитаны на 10 человек. 20 костров в лесу это нормально, даже хорошо — возле них люди греются, но разводить столько в городе… Отдав распоряжения унтер-офицерам и строго настрого запретив егерям зажигать огонь и курить в конюшнях — спалят все нахрен после винной порции, мы на двух розвальнях отбыли к Лазарю.

Кружилин и его офицеры уже ждали там. Мы сели на лавки по обеим сторонам длинного стола, но не успели служители подать блюда, как в шинок вошел офицер. Подскочивший Лазарь, угодливо кланяясь, помог ему снять шинель и шляпу. Офицер огляделся и решительным шагом направился к нам. Шинок освещался масляными лампами и сальными свечами — весьма тускло, и знакомое круглое лицо с бакенбардами я разглядел, только когда гость подошел ближе.

— Добрый вечер, господа! — поприветствовал нас офицер. — Позвольте отрекомендоваться: подполковник Главного штаба Александр Самойлович Фигнер. Узнав, что вы собрались здесь, решил просить разрешения присоединиться. Очень хочется узнать, как закончил жизнь Бонапарт. Разумеется, это все, — он указал на стол. — За мой счет.

— У нас есть деньги, господин подполковник, — нахмурился Кружилин. Предложение Фигнера ему не понравилось.

— Господа! — я встал. — Александр Самойлович — командир летучего отряда, наводившего ужас на французов. А еще он мой добрый ангел. В октябре близ Москвы французы захватили меня в плен. Александр Самойлович в то время, переодевшись в французский мундир, находился в городе, где собирал сведения об армии Бонапарта. Увидал, как меня везут, и ночью, рискуя жизнью, пробрался в Кремль, где сумел вызволить пленника из узилища и вывести за город. Для меня честь составить ему компанию.

— Коли так, то и для нас, — кивнул есаул. — Простите, господин подполковник, но я принял вас за штабного, пришедшего потешить любопытство. Боевому офицеру завсегда рады. Присаживайтесь!

— Минуту, — сказал Фигнер и поманил пальцем Лазаря. — Слушай меня, жид! — сказал, когда тот подбежал. — Убери со стола эти вонючие выморозки[3], — он указал на штофы, — и принеси доброй водки двойного выгона. Закусок свежих, а не тех, что остались со вчера. Иначе повешу на воротах твоего же шинка. Понял?

— Слушаюсь ваше высокоблагородие! — поклонился Лазарь и убежал.

— С ними — только так, — сказал Фигнер, садясь на лавку. — Дашь слабину, подадут гнилую лошадь, мучайся потом животом. Давайте знакомиться, господа. Мое имя вы знаете, буду рад услышать ваши.

Офицеры еще не закончили представляться, как набежавшие служители во главе с Лазарем заменили нам штофы и расставили блюда с исходящим паром мясом, свежим хлебом и квашенной капустой. Они же разлили по серебряным (!) чаркам водку. Крепко их запугал Фигнер. Хотя, чему удивляться? Его и французы боялись до мокрых штанов.