Читаем Кровь на шпорах полностью

Дикий гвалт заглушил речь дочери. Вновь стая пуль просвистела в воздухе. Со склона во весь мах понеслась королевская конница: всадники в кирасах и касках с гребнями, оскаливая зубы, взмахивали палашами, кричали хрипло, с яростью, вертелись в седлах, целясь из ружей.

− Режьте постромки! − Де Уэльва метнулся вдоль кареты, ходившей ходуном, будто живая, − это забились в упряжи взбесившиеся лошади. Еще минута − и они, подхваченные ураганом конницы, могут рвануться вперед, не разбирая дороги.

Антонио кряхтел, натягивая вожжи, одновременно налегая всем телом на тормоз. Козлы подбрасывали его, как каучуковый мяч. Точно в чаду, он видел, как мелькнули черным лоскутьем фигуры монахов на вздыбленных жеребцах и сгинули в ревущем водовороте сабель и пик.

Лес огрызнулся навзрыд тугим рявканьем пушек. Тереза с отцом прильнули к земле. Над головами, будто ведьмы в чугунных ступах, с радостным визгом и воем просвистели ядра, а вослед еще и еще.

Майор поспешил: гудящие ремни вовремя резанули воздух, шлепнулись в траву, кони взвихрили гривы. Стальная лава поглотила империал с укрывшимися в нем людьми.

Ядра, стрелы, пули и камни инсургентов крошили атакующих, делая частые борозды в рядах кавалерии; картечь и шрапнель взрыхляли пашню их мяса и костей, но остановить, опрокинуть королевских кирасир было уже немыслимо.

Пленники кареты, потрясенные, взирали, как взлетали руки и ноги, каски с багряными лицами без тел и тела без голов, горя на солнце сверкающей сталью. И не было сему кошмару заката.

В салоне экипажа все ощутили прелый запах взбухшей земли, словно после дождя. Терезу вывернуло. Запах шибал кровью, слезами и потом. Девушка уткнула лицо в ладони, пальцы зажали уши.

Воздух был наполнен трескучим звоном пуль, встречающих сталь; гул тысяч истошно кричавших глоток слился в какой-то единый неистовый ор, беспредельный, сводящий с ума.

Кирасиры достигли леса. Послышался гром сшибки: треск, хруст, лязг… На мгновение всё смешалось в железо-кровавом фарше, а затем прокрутилось, лопнуло, как гнойник, и хлынуло потоком в глубь леса.

Атака конницы истоптала переднюю линию мятежников в считанные минуты. Остальные, жалея, что остались вживе, обратились в бегство.

Часть 3. Плащ Монтуа

Глава 1

Дон выпнул заклинившую дверцу кареты…

Вокруг стонала, хрипела и рвано дышала умирающая долина. Крепко пахло пороховой гарью, кружилась голова, руки ослабли, и жизнь казалась сплошной бессмыслицей.

Майор продолжал стоять неподвижно, опустив глаза, когда к нему, отдуваясь, подшаркал Початок.

− Ты живой, Антонио?

− Еще не знаю, − возница ощупал свои отбитые бока и задницу, после чего, как барсук в нору, полез в корзину. − Не хотите ли принять несколько капель, сеньор? −старик нерешительно протягивал фляжку.

− Да, тройную дозу.

− Вам разбавить текилу?

− Да, если у тебя есть спирт.

Водка отчасти взбодрила, отчасти утолила жажду.

− А вы вовремя подоспели, ваша светлость! Ловко разогнали волчью стаю, иначе… − Початок подобрал живот. − Я готов был уже сам разорвать их на части!

− Не сомневаюсь… поэтому и поспешил… Да вижу, опоздал… Мигель! − майор повернулся к слуге.

− Попытайся отыскать Гонсалесов, хотя… − Де Уэльва с горечью покачал головой. Весь склон покрывали изуродованные тела людей и животных, делающих последние усилия жизни.

Слуга, не задавая вопросов, перешагнул через труп кирасира и отправился на поиски, уходя от рыданий сеньориты и глупой болтовни ее трусливого отца.

* * *

В затылок словно дыхнуло жаром. Де Уэльва повернулся. Папаша Муньос, мстительно сузив глаза, ударил вопросом:

− Ты собираешься жениться на моей дочери, Вельзевул?46 − белки Початка наливались кровью. − Ведь ты ее того… Так… нет?!

− Ни «того» и «ни этого», − дон рванул возницу за грудки. − Ну вот что, старик, твои остроты явно притупились, − он говорил вежливо и тихо. − Я, конечно же, уважаю твое отцовское чувство, но я от рождения свиней с тобой не пас… И если ты еще хоть раз тыкнешь мне… Клянусь честью, я переломаю тебе все ребра, если найду их в твоем сале! − Диего опустил зарвавшегося торгаша и добавил: − А я найду!.. Ты знаешь!

Муньос утерся, кое-как поправил воротник. Он с ужасом смотрел на Диего, сердце его колотилось, он задыхался. Таким майора возница видел впервые.

− И вот еще что, − де Уэльва куснул ус и ухмыльнулся, глядя на старика: тот, широко раскрыв глаза, напряженно внимал ему. − Бог судья тебе, Антонио. Но сдается мне, что смерть братьев Гонсалес на твоей совести… Спокойно, не дергайся! Мертвых лучше не беспокоить, пусть себе лежат с миром. А что касается Терезы, − в голосе испанца звучала уверенность, − то я не допущу, чтобы с ее головы упал хотя бы один волос.

Дон направился к империалу, а папаша Муньос совсем сник. Ноги подкосились, и ему пришлось сесть на еще не остывший труп лошади.

* * *

«Ах, Терези! − отец смахнул с бурой щеки слезу. − Высокая, в мать, с дивной фигурой и парой ножек, из-за коих частенько случалась поножовщина в трактире…»

Таинственная красота дочки завсегда беспокоила и бесила Початка по двум причинам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Фатум

Белый отель
Белый отель

«Белый отель» («White hotel»,1981) — одна из самых популярных книг Д. М. Томаса (D. M. Thomas), британского автора романов, нескольких поэтических сборников и известного переводчика русской классики. Роман получил прекрасные отзывы в книжных обозрениях авторитетных изданий, несколько литературных премий, попал в списки бестселлеров и по нему собирались сделать фильм.Самая привлекательная особенность книги — ее многоплановость и разностильность, от имитаций слога переписки первой половины прошлого века, статей по психиатрии, эротических фантазий, до прямого авторского повествования. Из этих частей, как из мозаики, складывается увиденная с разных точек зрения история жизни Лизы Эрдман, пациентки Фрейда, которую болезнь наделила особым восприятием окружающего и даром предвидения; сюрреалистические картины, представляющие «параллельный мир» ее подсознательного, обрамляют роман, сообщая ему дразнящую многомерность. Темп повествования то замедляется, то становится быстрым и жестким, передавая особенности и ритм переломного периода прошлого века, десятилетий «между войнами», как они преображались в сознании человека, болезненно-чутко реагирующего на тенденции и настроения тех лет. Сочетание тщательной выписанности фона с фантастическими вкраплениями, особое внимание к языку и стилю заставляют вспомнить романы Фаулза.Можно воспринимать произведение Томаса как психологическую драму, как роман, посвященный истерии, — не просто болезни, но и особому, мало постижимому свойству психики, или как дань памяти эпохе зарождения психоаналитического движения и самому Фрейду, чей стиль автор прекрасно имитирует в третьей части, стилизованной под беллетризованные истории болезни, созданные великим психиатром.

Джон Томас , Д. М. Томас , Дональд Майкл Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги