Я всегда ложусь спать с книгой – это мои любимые минуты, когда я разрешаю себе не работать. Почти единственная пища для души. Сейчас читаю дневник А. Г. Достоевской – ее мемуары. Это не книга о жизни духовной и интеллектуальной Фед. Мих. К сожалению – это не под силу автору, приходится довольствоваться только очень внешними и очень поверхностными наблюдениями и воспоминаниями. За период второго брака Ф. М., – писались самые глубокие вещи – но об этом замечания крайне беглые и ничего не дающие. Они много путешествовали, четыре года жили в крупных городах Европы, вместе осматривали памятники культуры и искусства, – но нет ни одной записи – из которой можно было бы даже приближенно понять, что волновало, радовало и огорчало. Проходит канва их личной жизни. Как важно быть любящим – вместе. Насколько легче можно противостоять тогда безжалостным ударам судьбы. Какое огромное значение имела для Ф. М. семья – жена и дети. Если бы не последнее, невозможно было бы даже представить жизнь Достоевского и все его творчество – не хватило бы сил.
На днях встретила на улице твоего сотрудника по кафедре – представь, что забыла полностью его имя и отчество, помню, что мы шутя называли его «Сом» – т. к. он похож на рыбу.
Он удивительно неудачливый человек. Три года он жил в Калинине – заведуя каким-то метод. кабинетом и читая в области лекции. Жена и ребенок здесь. Сейчас он переехал к ним, но имеет лишь полставки в Учит. Институте – это среднеучебное заведение и ему очень туго материально.
РОДНОЙ, как хотелось бы знать, дошли ли до тебя книги – материалы по Ивану Грозному, Роллан, Гёте? Как хотелось бы знать, что содержимое пищевое посылок было удачно, что табак доставил тебе маленькую радость. Будем кидать к новому году твое письмо.
Понимаешь, я даже Пушкина давно не открывала, такой душевный застой. Если бы хоть светлый лучик, если бы немного солнца, голубой краешек неба.
Обнимаю тебя, родной, горячо, горячо.
Шлю тебе бесчисленный привет. Желаю тебе здоровья и душевной бодрости.
Всегда с тобой. М.
7/XI/53 г.
Родной, я так рада, что мои письма с Волги дошли и что они тебя порадовали. Так редко удается побыть наедине с природой и уйти от бесчисленных забот, волнений, поисков в работе, разочарований, неверия в свои силы, опять надежд, одиночества, что нет сил и слов, чтобы тебе писать. Ты когда-то сказал моей сестре, что тебе кажется, что я занимаюсь проблемами, которые вообще еще невозможно решать. Вероятно, это в известной степени правильно, но упасть с воздуха на землю я уже не могу. Я вижу огромное небо и землю – и оно захватывает своей глубиной. После этого трудно идти к частным вопросам, я привыкла ощущать пространство. Но идя и спотыкаясь, хочешь слышать человеческое слово, чувствовать близкую душу, видеть ласку. В этом всегда нуждались даже те, которые обладали огромными внутренними творческими силами, самые мужественные, самые щедрые… А я одна. И мне трудно. Я уже не говорю о том, что не удается просто отдохнуть, переключиться на что-либо. В этом смысле летнее путешествие было настоящим отдыхом, но это такой фрагмент. Я очень, очень часто возвращаюсь к Достоевскому, глубоко ценю его и интересуюсь решительно всем, что его касается. С огромным интересом прочла воспоминания Анны Григорьевны Достоевской, его переписку с Сусловой. Гроссман заключение своей книги так писал: «Но может быть глубочайшая мудрость не в окончательных истинах, а в возбуждении новых искательских тревог. И в этом, несомненно, моральное значение Достоевского. Его мрачная, сухая и горячая душа любила опьяняться самыми великими замыслами человечества, неизменно сообщая им в своем восприятии новую глубину, остроту и встревоженность. Это один из величайших возбудителей и зажигателей душ и, кажется, нет писателя, который бы с равной силой прикасался к нашей совести…»
Я очень бы хотела знать, о чем ты думал, читая «Униженные и оскорбленные».
Сегодня праздник. На улице лежит снег, тает – грязь и слякоть. Я почти весь день дома. Занималась, убирала, читала.
Скоро день твоего рождения. Так бесконечно грустно, что приходится отсчитывать эти дни на расстоянии. Я надеюсь, что ты получил английскую обкуренную трубку – это мой маленький подарочек к этому дню. Все остальное неизменно.
Я по-прежнему мысленно всегда с тобой, жду твоих строчек и черпаю из них источники для жизни.
Обнимаю тебя горячо.
Н.
Пиши мне о прочитанных книгах, я с величайшим интересом поглощаю каждое слово.
Смерть Б. Д. Грекова я тоже восприняла как отрезанный кусок нашей жизни. В последний раз, когда я видела его, он взял меня за обе руки и сказал, что желает всего, всего лучшего…
14.XI.53 г.
Любимая!
Со мной твои предотпускные ленинградские строчки, которые вместе с Люсей ты мне послала. Я их читаю, я даже вслушиваюсь в них – они так свежи по чувству.