Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

Из предыдущего письма ты знаешь, что я прочел «Приваловские миллионы» Мамина-Сибиряка. Читал с интересом и сочувствием к одаренному, тонкому Сергею Привалову. Чем ближе я подходил к концу книги, тем больше я волновался за судьбу Привалова и был благодарен Мамину-Сибиряку за его заключительный мажорный аккорд.

Так, мне кажется, и надо писать. Она не так уж проста проблема о книге «со счастливым концом». Есть суровая правда жизни, с ней совершенно согласны события и развязка такого, например, романа, как «Анна Каренина» и другие, меньшего художественного масштаба трагедии. Писатель имеет право причинить читателю боль, но, вызвав ее, имеет ли он право ее оставить? Имеет ли он право пройти мимо ясной и точной мысли Шекспира: «Так жизнь исправит все, что изувечит»? Не всегда, не во всякие времена. Правда прежде всего в том, что раздувает в человеке неугасаемый, вечный огонь веры и жизни. Мне припоминается древняя индусская легенда о королевиче, бросившем свое царство, чтобы выведать, какова же есть собой правда. Он долго и трудно странствовал и вот добрался до серебряного дворца, и красивая, пышно одетая женщина вышла ему навстречу. – Ты ли это, правда? – спросил королевич. – Нет, я сказка! – отвечала она, а моя сестра правда живет далеко от меня. – Королевич пустился в путь и достиг дворца, блиставшего золотом, и женщина прекраснее и наряднее первой встретила его. – Ты ли это правда? – обратился к ней королевич. – Нет, я – вера, – отвечала красавица, – а моя сестра правда еще далеко от меня.

Пошел королевич, тяжек был его путь, и вот перед ним дворец весь в сиянии изумрудов, сапфиров, бриллиантов. Королевич приблизился. Простоволосая, в рубище одетая старуха вышла к нему:

– Вот и я, правда, которую ты искал.

Королевич растерялся:

– Боже мой! – воскликнул он. – Как же я расскажу своему народу, какова есть правда! Мне же никто не поверит…

– А ты им солги, – сказала ему правда.

Легенда вся. Так как королевич не был романистом, то совету правды, вероятно, последовал.

Не знаю, когда появилась эта легенда. В ней непреходящая правда. Ее знал девять веков назад Омар Хайям: «Хочешь быть мудрей, не делай больно мудростью своей». Ее знал Пушкин: «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман».

То, что я здесь высказал, может тебе пригодиться в твоем пути. Не причиняй себе напрасной боли. Будь верна единственной правде – правде возвышающей и в ней – правде нашего чувства.

Саня.

№ 444. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

Родная, любимая моя деточка!

Посылаю твой новогодний подарок: музыку для скрипки и фортепьяно, написанную на тему стихов «Да святится имя твое». Композитор разрешил ее в светлых, прозрачных, струящихся, как вечный ключ поэзии звуках. Это первый вариант. Задуман следующий: скрипка, фортепьяно и голос, поющий текст «Да святится имя твое…». Пришлю, когда выпадет случай. В таком духе, как этот второй вариант, писал Бах.

Прижимаю тебя к сердцу.

Саня.

№ 445. Н. В. Ельцина – А. И. Клибанову

30/12/53г.

Родной, я опять увязла в каких-то каждодневных заботах и делах, даже не замечаю, как летят дни. В работе все движется и не так, как хотелось бы. Постоянное чувство неудовлетворенности и постоянное ожидание совершенно заставили меня от всего отключиться. Я никого не вижу. Нигде не бываю. За последние 4 месяца была раз в филармонии на 5‐й симфонии Шостаковича (автор был тепло встречен публикой). Дело не в том, что мне хочется нечто получить, но просто очень нужно за этот последний отрезок времени после начала работы иметь что-нибудь реально сделанное. Я не знаю, когда это совершится. Если бы это пришло. Какой трудный год. Я просто уже разучилась радоваться. Единственное, что у меня было за последнее время, это хорошие слова и интересные мысли от Сонечки. Это какой-то оазис в пустыне. Мои единственные радости и самое светлое, что я имею.

Я уже два раза за последнее время была у Володи. Он все сделал. Но все еще нет ничего.

Коинька помимо своей обычной работы еще работает литературно, как переводчик, что материально дает очень немного, но дел добавляется много и всегда экстренных, т. к. связано с редакцией. Недавно перечитывала дневник А. Блока, там интересные мысли о Ал. Николаевиче287 – хотя выражено все резко: «Хороший замысел, хороший язык, традиции – все испорчено хулиганством, незрелым отношением к жизни, отсутствием художественной лиры… Много в нем и крови, и жиру, и похоти, и дворянства, и таланта. Но пока он будет думать, что жизнь и искусство состоят из „трюков“, будет он бесплодной смоковницей. Все можно, кроме одного, художника; к сожалению, часто бывает так, что нарушение всего, само по себе позволительного, влечет за собой и нарушение одного, той заповеди, без исполнения которой жизнь и творчество распыляются»288.

И это легкое отношение к жизни и, вероятно, к искусству у его сына. Уже брошена вторая семья, везде дети и все это легко. Он очень облегченный. Но творчество и облегченность несовместимы.