Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

Массовая тяга людей к прекрасному, не была ли она актом их духовной самозащиты? Видимо, так, но явление это многоаспектно и требует разностороннего обсуждения. Мое и Наташино пристрастие к стихам (к музыке тоже) стоит в этом ряду явлений. Положение «рядовых» не обезличивает, а указывает на принадлежность к определенному культурному феномену. Феномену сложному, ограниченному тем, что он факт городской культуры, прежде всего больших городов – Ленинграда, Москвы, Киева, Харькова, Минска. Он, однако, провиденциален, а потому и общезначим. Дело в том, что самая жизнеспособность общества в критические периоды его «выживаемости» так или иначе обусловлена наличием в нем духовной элиты. Она же провозвестник будущего, его залог. Всегда «много званных» и «мало избранных»337. Шафаревич прав, когда выделяет в истории роль «малого народа», если освободить это понятие от расового, этнического, конфессионального, профессионального признаков как якобы универсальных и вневременных. Разве христиане катакомбного периода не были «малым народом», предвозвестившим и утвердившим христианство как веху в духовной истории человечества? Разве в другое время деятели гуманизма и Возрождения, деятели Просвещения не были «малыми народами», основоположившими целые культурные эпохи? Глубоко поучительна история о Содоме и Гоморре. Не было в их среде «малого народа» – не было будущего. По царившему в них нечестию – они мертвые города, а их жители – мертвецы, носившие лишь личину жизни. Их истребление «огнем и серой» было и заслуженной карой и засвидетельствованием их нежизнеспособности. Содом и Гоморра и без того были мертвы. Вышняя кара делала очевидным то, что прикрывалось видимостью жизни. И все же оставалась возможность отклонить карающую длань. Были бы праведники среди нечестивцев. Хотя бы десять праведников. И десяти не сыскалось. Нашелся один, он и был выведен «из среды истребления». Не нашлось духовной элиты, «малого народа» – оазиса жизни среди всеобщего запустения. Ситуация, когда не возможен никакой иной исход, кроме летального. Все та же проблема смены и связи времен, пребывания в относительном абсолютного, условий проводимости тока жизни. Глубинный смысл библейской истории о Содоме и Гоморре может быть почерпнут в том, что праведность и есть абсолютное начало, праведники – его носители и проводники.

Привлеченный сюжет из библейской истории на отдаляет меня от моей цели. Широкий интерес к явлениям духовной культуры, конкретно – к поэзии и музыке, приобщение к ним, усвоение их как достояния собственного внутреннего мира вырабатывало иммунитет к общей болезнетворной атмосфере. Он вырабатывался на иных путях и в других формах, я пишу о том, что лучше знаю. Перед репрессированной культурой вырастали незримые барьеры. Сознательное противодействие? Разве что потенциально. Отвернись от зла и сотвори благо – вот что сознавалось. Не без преемственных связей с этим сознанием диссидентство, но оно как общественное явление принадлежит более позднему времени. Вот что симптоматично и знаменательно: фронтальное наступление на культуру развернулось задолго до диссидентства. На 1946 год приходится уже его пик. Хвастливый лозунг: «нет таких крепостей, каких большевики не могли бы взять» не принял во внимание такого реального факта как существование воздушных крепостей. Их функция была защитной, следовательно, ограниченной, но она состояла в неуязвимости. Можно взять все крепости, кроме воздушных. А теперь от общего к частному и конкретизирующему.