Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

На это трудно ответить. Они – события. Возвращение в жизнь из кабального прозябания. «Дорога жизни», как и там, перекинутая на материк из блокадного города – голодного, холодного, под огнем. Они – второе дыхание.

На Красноярской пересылке застало меня и письмо Владимира Дмитриевича, явно рассчитанное на прочтение цензурой: перечисление моих научных заслуг, поощрение к продолжению научных занятий, считаясь с обстановкой, в которой нахожусь, и все же, по мере возможности, призывающее к продолжению научной работы. Владимир Дмитриевич не обманывался. Знал, что ни о какой научной работе в лагере не может быть и речи. Цель письма – расположить ко мне внимание администрации, чтобы облегчить мое положение.

Я был обрадован и растроган. Мало кто из сторонних заключенным людей отваживался с ними переписываться. В личном архиве Владимира Дмитриевича находится письмо, адресованное им начальнику ГУЛАГа, с просьбой во имя государственных интересов создать такие условия, в которых я бы мог сохраниться как ученый для будущего. Письма в Красноярск и ГУЛАГ датированы первыми днями июля 1948 года. Владимир Дмитриевич боролся за меня неустанно. Позднее он скажет: «Это была каменная стена. Я знал, что капля камень точит. Да, видимо, таких камней, как этот, природа еще не создавала». Как наивны были мои упования на то, что я встречу поддержку со стороны Академии наук. Я начисто позабыл, что когда следователь знакомил меня с материалами оформленного на меня дела, то в левом углу ордера на мой арест стояла подпись самого президента Академии наук: «Согласен». Знал ли президент о существовании где-то в каком-то из его учреждений такого малозаметного научного сотрудника, каким был я и многие, подобные мне, репрессированные сотрудники. В пору бы обзавестись и факсимиле. Поиронизировал, а надо бы погоревать. Уважен, уважен, президент, ваша воля. Без воли вашей ни единый… Какой изощренный иезуитизм! Круговая порука, которой повязаны люди, – славные делами, честью, достоинством. Расширенный, дополненный, усовершенствованный закон «Москвы».

Наташа периодически приезжала в Москву для встреч со своим научным руководителем академиком Энгельгардтом. Навещала Владимира Дмитриевича. Он уважал Наташу за ее преданность науке и стойкость в тяжелой жизненной ситуации. Он внушал ей бодрость духа, надежду и веру в благополучную развязку нашей драмы: «Прошу вас, дорогая моя, – писал Владимир Дмитриевич, – мужайтесь, крепитесь, не унывайте, берегите себя и не только для себя, но и для Александра Ильича, так как вы должны знать, что вы единственная в жизни опора для него, и я внутренним голосом моим чувствую, что все образуется и все разъяснится, – он опять будет с нами». Слово убеждения, по-отечески задушевное, сопровождавшее Наташу во все годы ее одиночества.