– Но самое смешное, мама так и не узнала, за какого мудака вышла замуж. За ее кораблем погнались два корвета Соленой королевы. Мама увела его в открытое море, попала в шторм, и все контрабандистки утонули. Спаслась только одна девчонка, да и та спятила от ужаса. Я пришла ее навестить, а она мне рассказала, что Кураген, богиня Великой Зеленой пучины, поднялась из морских глубин и разломала корабль в щепки. – Кьюра выпрямилась, разглядывая татуировку. – Мне было двенадцать. Мой дядя погиб, я убила отца, а тут еще эта обезумевшая от соли сучка заявляет, что маму уничтожило какое-то морское чудище… – Чернильная чародейка фыркнула и помотала головой. – Меня потом целый год преследовали кошмары. – Она снова обмакнула иглу в золотистую краску: вжик-вжик-вжик. – От них я тоже вроде как спятила. Мне понравилось оживлять монстров, но я уже была бездомной нищенкой, у меня больше не было ни гончарной печи, ни глины. Зато были ножи, иглы и сильное желание причинять себе боль. – Она отложила иглу и перепачканными в чернилах пальцами погладила татуировку на бедре. – Поэтому я взялась за собственное тело. Создавала чудовищ из своей крови и плоти. Первой была Кураген. А вторым – мой дядя, Йомина.
«Йомина?» – подумала Тэм и внезапно вспомнила, когда и где слышала это имя. Монстр с шеей стервятника, пронзенный мечами, которого Кьюра вызвала на битву с варгами в Дударе.
– Значит, вот что такое эти татуировки, – сказала Тэм, осторожно касаясь рисунка на икре Кьюры: две женщины, покрытые чешуей и прикованные друг к другу тяжелыми кандалами. – Это твои страхи…
Кьюра убрала иглы, спрятала пузырьки чернил в сумку и начала обматывать новую татуировку вощеным бинтом, многозначительно глядя на Тэм.
– В чем дело? – спросила бард.
Кьюра выразительно покосилась на голую ногу под пальцами Тэм.
– Ох, я не хотела… – сказала Тэм, торопливо отдергивая руку, но Кьюра схватила ее за запястье:
– Правда, что ли? – Чародейка, стоя на коленях, рванула Тэм к себе, снова прижала ее руку к изображению двух скованных женщин и повела вверх по ноге, к колену и выше, к сине-зелено-золотой чешуе Кураген.
Под ладонью Тэм кожа Кьюры покрылась мурашками, бедра задрожали, ногти больно, до крови, впились в запястье, но Тэм было все равно. Она смотрела Кьюре в глаза, и чародейка не отводила взгляда, а пальцы Тэм ощупывали завитки шрамов, которые складывались в извивающиеся щупальца Кураген.
Теперь было уже не понять, по чьему настойчивому велению движутся пальцы, исследуя узоры, уходившие все дальше и дальше под халатик Кьюры. Сердце Тэм билось медленно и размеренно, будто воришка, крадущийся в темноте. Дыхание тягучим медом срывалось с губ. От легчайшего касания Кьюра ахнула – и раскрылась, как цветок.
В камине громко треснуло полено, на ковер посыпались искры.
Кьюра втянула воздух сквозь зубы, кулаком загасила искры и неуверенно поднялась на ноги, потом сгребла в охапку сумку с чернилами и инструментами и дернула кушак, открыв полосу бледной кожи и изгиб груди.
– Потуши огонь в камине, – велела она Тэм. – Я согрею постель.
Ни в одном камине жаркий огонь не тушили так долго и старательно, как это делала Тэм.
Сначала она подула на угли, но быстро поняла, что в ее возрасте давно пора научиться обращаться с огнем, потому что пламя лишь вспыхнуло ярче, а в лицо Тэм полетел пепел. Отличаясь умом и сообразительностью, она схватила кочергу и измельчила горящие поленья в угольки, а потом долго затаптывала их, пока они не превратились в мелкую золу. В результате Тэм перепачкала штаны сажей, а сапоги с налипшим на них пеплом оставляли черные следы на ковре; пришлось остановиться, сесть и сдернуть обувку с ног.
При этом Тэм нечаянно задела початую бутылку и опрокинула ее на ковер.
«Вино!» – спохватилась бард и поспешно подняла бутылку, прежде чем все вино пролилось на пол. Поразмыслив, она сделала большой глоток, потом еще один – и в конце концов решила допить до дна.
– Что называется, втянулась в компанию, – проворчала она, встала и с сапогами в руках босиком вышла в холодный темный коридор.
Проходя мимо библиотеки, Тэм заметила раскрошенные крысиные кости, белевшие в лунном свете.
«Пожелай мне удачи, дружище».
Она осторожно отворила дверь в спальню Кьюры, где трепетало пламя свечи и витал знакомый пряный аромат лимонов, лакрицы и тростникового рома. Закрыв за собой дверь, Тэм медленно кралась вперед, надеясь, что глаза привыкнут к полумраку, прежде чем она наткнется на стул или разобьет колено о край кровати. Тэм хотела было что-то сказать, извиниться за задержку – в конце концов, сколько можно гасить пламя в камине, – но тут услышала негромкое похрапывание Кьюры.
Тьфу ты.
Поразмыслив, Тэм решила не будить чародейку. Все силы Кьюры, и физические, и душевные, ушли на создание последней татуировки. Тэм поставила сапоги на пол, сняла перепачканную сажей одежду и осторожно улеглась в постель. Едва голова барда коснулась подушки, Кьюра повернулась, пробормотала что-то неразборчивое и прижала соседку ногой к перине – не совсем то, чего ожидала Тэм, но не самое ужасное.