Кровавая вода Африки

Он потряс головой, сошёл с кучи земли и в наступившей уже темноте увидел, как два матроса за руки и за ноги несут очередное тело.

Убитый туземец был высок, и капитану показалось, что тело его провисло до земли и почти по ней волочится. Матросы устало положили тело в общую шеренгу. Капитан нагнулся с факелом над убитым, разглядывая его татуированное, мертвенно-успокоенное лицо, да так и застыл. У этого высокого и сильного африканца была прострелена голова: короткие волосы белёсо курчавились на лбу, подпалённые огнём выстрела в упор. Остекленевшие глаза убитого с немым укором смотрели на капитана, словно это он был во всём виноват… «Безвозвратно, безвозвратно», – опять подумалось капитану.

Между тем могила была готова, она получилась длинная, как траншея, и совсем неглубокая. Матросы принялись опускать убитых в эту могилу, тело за телом. Жуан, стоя на дне, принимал у матросов тела и устраивал их внизу, и скоро вся могила оказалась заполненной. Потом Жуан выбрался из ямы, накрыл тела циновками, снятыми с дверных проёмов, и все вместе, дружно, словно стараясь побыстрее отделаться от мертвецов, они принялись сдвигать с краёв могилы землю и ссыпать её вниз. Они и правда торопились: все смертельно устали и хотели есть, а от костра до них доносились вкусные, будоражащие запахи – это дон Родригу, доктор и сквайр зажарили тушу маленькой косули, а ещё принесли воды из ручья, насобирали в деревне дров на ночь и теперь ждали остальных.

Только у костра сегодня было не весело. Разговаривали мало, а если и говорили что-то, то тихо и приглушённо, а потом и совсем замолчали. Матросы, поев, пошли спать, и скоро они уже устраивались на подстилке из веток, мечтая о мягких аббах*, в которые они заворачивались в пустыне. Джентльмены сидели у костра и молчали.

– Да что тут говорить! – вдруг воскликнул мистер Трелони. – Взять хотя бы наши, европейские религиозные войны между католиками и протестантами… Ведь каждый раз причины этих войн были не столько религиозными, сколько экономическими… Вы не находите?

– А ещё за этими войнами стояла борьба за власть, – угрюмо сказал капитан.

– Да это, уж, как водится! – воскликнул доктор Легг, он отмахнулся от какого-то зловредного насекомого, который норовил впиться в его отросшую за эти дни рыжую бороду. – И все религиозные войны, особенно в эпоху нашего, европейского Средневековья отличались особой жестокостью.

Глаз у доктора от чьего-то укуса заплыл ещё днём, и сейчас он смотрел на всех одним глазом. Сквайр подал ему из костра горящую и дымящуюся ветку, и доктор стал ею отбиваться от назойливого кровопивца.

– И всегда, чтобы захватить новые земли, новых рабов, новое золото, новые города или новые корабли прикрывались верой, – произнёс он. – Ведь это так удобно, когда твои солдаты фанатично преданы тебе, веря, что эта война угодна богу…

На какое-то время наступила тишина, которую прервал дон Родригу.

– Африка – это «глубоко верующий» континент, – тихо сказал он. – Здесь исповедуют христианство, мусульманство и немного иудаизм. Но наряду с традиционными мировыми религиями здесь господствует своя, африканская религия. В Африке верят в Верховное существо – небесное божество, верят в предсказания, когда дух вещает или через уста одержимого или через начертанные на земле знаки, которые толкует служитель культа… Ещё африканцы верят, что в земной и неземной жизни всё взаимосвязано, что после смерти человеческого тела продолжается «неземная жизнь», что душа человека даже может вернуться в земной мир, но уже в другом качестве… И ещё они верят в животных-покровителей. Они говорят: «Зверь и человек – близнецы»… А война между двумя деревнями может произойти вообще по нелепой причине: если колдуна соседнего племени заподозрят в том, что он наводит порчу… Ещё здесь верят, что ничего не может произойти просто так, без причины… А если что-то произошло – ураган, пожар, наводнение, засуха, чья-то смерть, значит, виноват чужой колдун, который навёл сглаз или порчу…

– А что фульбе-мусульмане? – спросил Платон.

– Они славятся огромным желанием распространить свою веру, – ответил дон Родригу.

– Но распространение христианства тоже прошло с помощью меча, – сказал доктор Легг. – Это вся история иезуитов, завоевания испанцев и португальцев в Южной Америке… Столько жестокости и варварства под знаменем католицизма…

Доктору никто не ответил – разговаривать, а особенно спорить сейчас как-то не хотелось, и молчание наступило надолго. Потом джентльмены тоже засобирались спать, кроме капитана, который остался на вахте.

Капитан сидел у костра и прислушивался к окружавшим его звукам. Ночь была не тёмная, светили звёзды, и ему показалось, что эта ночь – живая, и что у этой ночи есть своя вязкая суть, своя чуткая плоть, тёплая, тугая и враждебная. И эта плоть словно вбирала его в себя, поглощала, впитывая без остатка. Вдруг кто-то совсем рядом завыл жалобно, резко и неприятно вскрикнув в конце. У капитана холодок пошёл по спине.

Тут он услышал голос мистера Трелони, который спросил, приподнимаясь со своего места: