Кровавая вода Африки

– Вас словно что-то мучает, капитан?

– Всё в этих местах какое-то нереальное, – ответил капитан, помолчав. – Я здесь, как будто, или сошёл с ума или напился, как лорд, до чёртиков…

Он медленно, даже с каким-то ожесточением потёр лоб двумя руками. Мистер Трелони неясно хмыкнул, сел окончательно и спросил почти весело:

– А может, как раз всё – реальное?

– Что вы хотите сказать? – Капитан покосился на сквайра.

– Ну, это смотря что мы с вами принимаем за реальность, – проговорил тот и в задумчивости потрогал свой шрам на заросшей щеке.

Капитан выжидающе смотрел на него. Сквайр поспешно стал объяснять:

– Ну, вот, например, ирландский епископ Клойнский Джордж Беркли удивлён, что среди людей, непонятно почему, преобладает мнение, что дома, горы, реки, одним словом, все чувственные вещи имеют существование, отличное от того, как их воспринимает разум. Сам он утверждает, что бытие – это есть или то, что воспринимается, или тот, кто воспринимает. По учению Беркли – а он ещё жив, кстати – только дух существует на самом деле, весь же материальный мир является одним обманом наших чувств, и непроизвольность этого обмана коренится в первоначальных представлениях, возбуждённых душой всех душ – самим Богом.

– О господи, мистер Трелони! А нельзя ли попроще! – воскликнул капитан.

– Попроще? Пожалуйста, – сквайр на мгновение задумался, а потом сказал: – Бодрствование – просто другой уровень сна… Мы все, дружище, или постоянно спим или находимся… Ну, как бы сказать, чтобы вы поняли?

– Да уж, пожалуйста, Джордж, – попросил капитан.

– Ну, хорошо… Давайте по-другому! – опять принялся объяснять сквайр. – Ну, например, с чего вы взяли, капитан, что вы – капитан и что вы сейчас сидите у костра?

– Ну… Я же это знаю, – проговорил капитан, окончательно растерявшись, потом вскричал: – Я это чувствую, чёрт побери!

– Но во сне вы тоже знаете и чувствуете, – быстро сказал довольный сквайр. – И плачете, и боитесь, и умираете, как на самом деле… Разве нет?

– Чёрт!.. Мистер Трелони, вы меня в конец запутали, – пробормотал капитан и спросил. – А что же тогда, по-вашему, реальность?

– Не знаю! – резко выговорил сквайр. – А вот многие наши великосветские вертопрахи уверены, что жизнь – это беспрерывная игра. Вроде маскарада или жмурок, когда можно с детской беззаботностью радоваться ей, не принимая близко к сердцу невзгоды… Которые и созданы, как им кажется, лишь для того, чтобы было интересно жить, испытывая при этом разные ценные переживания!

– Ну, это уж дудки, – капитан нащупал, наконец, в разговоре знакомую почву и повеселел. – Это надо у наших бедняков спросить – игра жизнь или что другое!

– Господа философы, ну что вы раскричались? – вдруг раздался из темноты сердитый голос доктора, он приподнялся на локте с земли и смотрел на спорщиков, подслеповато моргая со сна. – Остальным спать не даёте, а завтра день тяжёлый.

– Простите, доктор, – сказал капитан виновато. – В самом деле, спать пора. Завтра вставать ни свет, ни заря… Ложитесь, мистер Трелони, завтра договорим.

Мистер Трелони стал снова укладываться и скоро затих. Капитан покосился в его сторону, бросил ветку в огонь и пробормотал:

– Философия какая-то. Чего только эти епископы не навыдумывают.

Совсем недалеко резко закричала ночная птица. Её крик перекрыл гвалт сверчков, оглушающий треск цикад и несмолкаемый хор лягушек. Потом раздался дальний шум листвы и гул падения: где-то в лесу свалилось подгнившее дерево.

Под утро капитана на вахте сменил Платон.

****

Утром уже никто не вспомнил ночной разговор – после завтрака все опять поднялись и стали собираться в путь.

Капитан посмотрел в сторону деревни и сказал:

– Такая богатая земля, а живут они тут бедно…

– А в Московии что? Лучше, что ли? А тоже земля богатейшая, – ответил ему доктор, пристраивая поудобнее свой мешок на спине: он подбрасывал его, водил плечами, перекидывая свою ношу сбоку набок, но всё же что-то его не устраивало в этом мешке сегодня.

К доктору подошёл мистер Трелони и, поправив ему на плече перекрученную лямку мешка, сказал:

– Трудно представить, какого величия достигла бы Африка, если бы не работорговля и, как результат её, разложение местных царьков.

Ему никто не ответил – спорить было не о чём. Отряд построился и двинулся за Жуаном и доном Родригу. Замыкающим был сегодня Платон. Уходя, он обернулся на могилу и вздохнул.

Наступающий день обещал быть опять жарким, а дорога сегодня шла вверх, в горы, и скоро они уже подтягивались, карабкались, тянули друг друга, цепляясь за выступы скал, пока, наконец, не перебрались через них, очутившись на зелёной прогалине среди леса.

Здесь решено было устроить привал. Все остановились и стали снимать груз. Вдруг послышалось короткое ворчание, и чьё-то жёлто-пятнистое тело, по виду очень хищное и опасное, мелькнуло возле ближайших деревьев и скрылось в пожелтевшей траве.

– Это леопард! – вскричал дон Родригу. – Мы его вспугнули!

– Леопард? – переспросил капитан, уже снимая с плеча мушкет.