Кровавая вода Африки

Дон Родригу тоже поднял глаза на капитана и словно бы очнулся. Потом он глянул в сторону Жуана, который, заметив всеобщее замешательство, смотрел на своего отца удивлёнными и по-детски пристальными глазами, и поспешно произнёс:

– Я был гражданином свободной республики на острове Тумбату*, когда мне было тридцать лет. Наш маленький, окружённый рифами островок, на несколько лет стал для нас оплотом справедливого устройства общества, общества гармонии… Мы на Тумбату запретили пьянство, ругань, азартные игры и драки… Мы хотели нести в мир идеи равенства, братства, свободы и расового равенства. Мы ненавидели богатство, а деньги у нас не имели хождения, и всё имущество было общим, а добывалось оно за счёт пиратства!

Дон Родригу замолчал, опять уставившись взглядом в одну, только ему известную точку.

– А что случилось потом? – спросил капитан.

Старый португалец задумчиво сощурил веки, словно вглядываясь в себя или в прошедшее безвозвратно время, словно пытаясь и сам понять причины того, что произошло с ними много лет назад, потом он поднял брови и сказал удивлённо:

– Люди боятся равенства… Они не любят свободу и не желают гармонии. Они, почему-то, больше хотят пьянствовать и враждовать друг с другом.

И тут Жуан поднял руку и показал в сторону деревни. Дон Родригу незаинтересованно посмотрел за его рукой и вдруг стал быстро подниматься со словами:

– Капитан, к нам идёт посланник вождя!

Капитан обернулся, увидел идущего к ним человека и тоже встал.

****

Старый вождь Нинббе отказал белым пришельцам в проводниках, хоть ему и была ими презентована отличная бумазея – отрез плотной хлопчатой ткани с начёсом на изнаночной стороне. Вождь гладил, как живую, пушистую ткань заскорузлой рукой и говорил:

– Мы знаем эти места… Но северные горы – страшные горы. Там никто не живёт. А у меня так мало людей, все сильные мужчины сейчас на пастбище со скотом… А те, что остались, нужны мне в деревне.

Удручённые капитан и дон Родригу вернулись в лагерь.

– Конечно, мы можем пойти туда и сами, но нам будет сложно без носильщиков, – сказал дон Родригу.

– Ладно! Сегодня и завтра отдыхаем, – отдал приказание капитан. – Послезавтра мы отправляемся в северные горы сами.

Уже какое-то время он чувствовал страшную сонливость – всё его тело вдруг стало тяжёлым, голова думала медленно, хотелось лечь и не двигаться. Он потёр уши руками, потряс головой – сонливость не проходила.

– Я пойду, прилягу на пять минут, – сказал капитан Платону и нырнул в палатку.

И не успел он лечь и закрыть глаза, как ему приснился сон, что он проснулся, сел, протёр глаза и огляделся.

Он сидел в высокой траве, среди бесчисленных луговых цветов, которые тянулись кругом на сколько хватало глаз. Рядом с ним, под рукою, лежал мушкет, и он сразу же почему-то понял, что мушкет надо скорее заряжать и что от этого зависит его жизнь.

Капитан взял мушкет, поставил курок на предохранительный взвод и открыл полку замка. Потом достал из патронной сумки патрон, зубами сорвал кончик бумажной оболочки и высыпал из неё немного пороху на полку. И всё это он делал медленно, очень медленно и непонятно почему так медленно, ведь он торопился, он прекрасно понимал, что медлить нельзя, что промедление ему грозит смертью, гибелью, но он едва двигался, и порох сыпался тоже неторопливо, так неторопливо, что ему даже удалось сосчитать, прежде чем полка закрылась крышкой, падающие крупинки пороха – их было ровно девятнадцать штук, этих чёрных неровных крупинок.

Капитан медленно и осторожно поставил мушкет прикладом на землю, бережно высыпал из патрона весь оставшийся порох в ствол и заложил туда же пулю. Мушкет был длинный, и дуло у него было длинное, и пуля никак не хотела забиваться в этот длинный ствол, хотя он, как заведённый, толкал и толкал туда же бумажный патрон и этим пыжом с помощью шомпола ужасно медлительными движениями снова и снова старался забить заряд. А когда мушкет был всё же заряжен, капитан неспешно и задумчиво вставил шомпол обратно в ложу, медленно поднял мушкет, неторопливо поставил курок на боевой взвод, прицелился и тихо, и словно бы нерешительно, двумя пальцами, нажал на спусковой крючок. Курок, спущенный с боевого взвода, всё так же медленно пошёл обратно, и когда неторопливая круглая пуля, лениво вращаясь, вылетела из ствола, он застонал и проснулся…

Капитан вылез из палатки, подошёл к мистеру Трелони, стоящему рядом с Платоном, и выговорил тихо, одними губами, глядя в сторону:

– Надо уходить… Немедленно. Здесь оставаться опасно.

– Хорошо, сейчас начнём собираться, – без лишних слов согласился сквайр, потом помолчав немного, спросил: – А как же жители деревни?

– Я не знаю, – ответил капитан и потёр лицо руками. – Я отвечаю только за свою команду.

– Но их же убьют, – сказал Платон.

Капитан молчал, потом ответил нехотя:

– Ладно, пусть идут вместе с нами.

– Но они же не пойдут… Как я им объясню, что надо подняться и всё бросить? – так же тихо и убито произнёс Платон.