Сквайр бросился в сторону ручья. Капитан ухватил его за руку, останавливая и объясняя:
– Она совсем уплыла, потому что её потом подхватила обезьяна, которую Жуан не смог догнать.
– Чёртова макака! – яростно закричал мистер Трелони и топнул ногой. – Она теперь будет лопать из моей миски!.. А ложку мою вы для неё помыли? А мне что теперь прикажете делать?.. Из чего я теперь буду есть?
– Ну, это же я вам и хочу сказать! – воскликнул доктор, ему, наконец, удалось вставить слово в поток воплей сквайра. – Что я вам отдаю свою миску, а у меня есть ещё одна, медицинская… Поэтому вы можете не расстраиваться и не кричать.
Мистер Трелони замер на месте с открытым ртом.
– Так бы сразу и сказали, – проговорил он растерянно.
– Ну, я же так сразу и сказал: вы можете хранить молчание… Всё, в конце концов, устроилось, – ответил ему доктор.
– Спасибо, – сказал сквайр, виновато моргая.
Ему было неловко и совестно, он не знал, как теперь быть, и покосился на свою рубаху на земле. Доктор Легг проследил за его взглядом.
– Давайте я зашью вашу рубаху, – сказал он. – У меня шить всегда получается отменно.
– Спасибо, Джеймс, – сказал сквайр. – А то я от этого шитья совсем что-то не в себе… Не обижайтесь на меня, прошу вас.
– А я и не обижаюсь, – ответил доктор.
Он сел на землю и взял шитьё сквайра. Очень быстро доктор разобрался с ниткой, попросту сделав её короче, и начал шить. Сквайр ходил возле него, посматривая сконфуженно. Потом он сел рядом и стал веткой отгонять от доктора мелких кровопивцев. Доктор спросил что-то у сквайра, тот ответил, и скоро они уже разговаривали. Капитан встретился глазами с Платоном и заулыбался. Дон Родригу, всё это время стоявший с бритвой в руках, опять стал бриться.
От ручья пришли матросы с мытой посудой, и все сели обедать, а потом кто-то из моряков спросил у дона Родригу про пиявок, которых он заметил в ручье.
– Да, в этих местах много пиявок, – ответил дон Родригу и объяснил сыну, про что у него спросили. – Пиявки живут в тёплой воде, на растениях и на земле. Они могут прикрепляться к коже, а при питье речной воды даже попасть в пищевод и горло. Укус пиявки безболезненный и потому незаметный, но не надо отрывать пиявку – она может остаться в ранке, которая загноится. Лучше капнуть на ранку…
Тут португалец остановился и вопросительно прищурился на доктора Легга.
– Ну, конечно же, рома, – сказал поспешно доктор.
Все засмеялись. Дон Родригу подтвердил:
– Совершенно верно, доктор Легг… Рома.
Глаза матросов загорелись огнём, они с интересом ждали, что ещё скажет их проводник.
– Но особенно в Африке досаждают путешественникам насекомые, – стал рассказывать дон Родригу, которого не нужно было особо просить. – В Африке все насекомые, кажется, только и родились на белый свет, чтобы жалить, пить кровь, впиваться под кожу, откладывать яйца в малейшую ранку и брызгать в вас ядом… Но не надо расчёсывать место укуса, лучше смазать его…
– Ромом, – подсказал ему доктор Легг и засмеялся вместе со всеми.
– Правильно, доктор Легг, – подтвердил дон Родригу, когда смех утих. – А вот тропические кровососущие клещи живут на растениях, на земле и в щелях хижин и так и норовят впиться в бедного чужестранца. Но не срывайте впившегося в вас клеща… Лучше капните на него…
– Рома!.. – в один голос закричали матросы, они развеселились, стали хитро подмигивать друг другу, толкаться, глаза их сияли.
– Но ром совершенно бесполезен и даже вреден при укусе змеи, а змеи в Африке смертельно опасны абсолютно все, – сказал, немного помолчав, дон Родригу, его вдруг неожиданно покинуло отличное настроение. – Даже вылупившийся только-только что из яйца змеёныш, длиной не более шести дюймов, ядовит не менее взрослой змеи…
Он опять замолчал, уставившись застывшим взглядом в одну точку. Так и не оторвавшись от этой точки, дон Родригу вдруг медленно произнёс:
– Мой лучший друг погиб от укуса чёрной мамбы за четверть часа… Мы с ним были пиратами.
– Пиратами? – в один голос вскрикнули все сидящие возле потухшего костра.
Это было настолько невероятно, и так не вязалось с обликом старого аристократа, что капитан не поверил своим ушам. Он впился глазами в губы дона Родригу, словно пытаясь по его губам, по степени отчётливости артикуляции понять свою ошибку.
«Нет, этого не может быть, этого просто не может быть», – лихорадочно думал капитан, а в душе у него что-то поднималось, какая-то волна протеста, какой-то пылающий шквал отрицания. Позабытые, выгоревшие от времени воспоминания, опрокидывая и оттесняя друг друга, вдруг ринулись в его сознание, пытаясь докричаться до него, что-то объяснить ему, что-то доказать, вот сейчас, немедленно, но все они вызывали или жалость, или безграничную брезгливость и гасили, словно нарочно подминая под себя, всё то хорошее, что он успел полюбить в португальском проводнике.
– Что вы такое говорите? – жёстко выговорил капитан.
Все посмотрели на него с испугом.