Кровавые ритуалы. Барабаны зомби

В конечном счете, Морган был копом. Конечно, он работал, поддерживая другие законы, согласно другому своду правил, однако его обязанности оставались те же: преследовать, задерживать или уничтожать тех, кто нарушает законы, принятые, чтобы защищать людей от беды. Уже больше столетия он служил полицейским, имевшим дело с самыми кошмарными тварями на планете. Стоило мне подумать о нем с этой стороны, и я по-другому понял его характер.

Мне приходилось раньше видеть перегоревших копов. Они долго и честно трудились перед лицом опасности, поддерживая закон, защищая невинных людей, а в результате видели, как и закон, и людей, которых они защищают, ломают, калечат снова и снова. Чаще всего такое случается с полицейскими, которые искренне переживали за свою работу, искренне верили в то, что делали, которые страстно мечтали изменить мир к лучшему. Где-то в процессе их страсть превратилась в сдерживаемый гнев. Гнев, вызрев, переродился в горькую ненависть. А ненависть, как известно, питает сама себя, сжигая человека изнутри из года в год, из десятилетия в десятилетие, до тех пор, пока от него не останется холодная стальная оболочка, заполненная холодной же ненавистью.

Я никогда не испытывал отвращения к перегоревшим копам. И гнева к ним тоже не испытывал. Все, что я испытывал к ним, – это печаль и сочувствие к их боли. Они слишком много перевидали в своей ежедневной битве с преступностью. Десять, двадцать или тридцать лет наблюдения за самыми отвратительными проявлениями человеческой натуры медленно, но верно превратили их самих в ходячие жертвы войны.

А Морган вел свой бой больше столетия.

Морган ненавидел не меня. Он ненавидел нехороших парней. Он ненавидел чародеев, извративших свое ремесло. Он посвятил свою жизнь защите других. Глядя на меня, он видел не Гарри Дрездена. Он видел только жестокость и трагедии, намертво въевшиеся в его разум и сердце. Я понимал его. Это не означало, что он становился для меня симпатичнее, но я мог понять боль, которая толкала его на расправу со мной.

Но конечно, это осознание, даже сочувствие к нему были сейчас совершенно неуместны, потому что не могли остановить его. Напади он на меня сейчас, у меня совершенно не оставалось выбора.

– Морган, – прохрипел я, – ради бога, да пойми же ты. Мы не можем позволить Собирателю Трупов расколоть нас вот так. Неужели ты не видишь? Она ведь именно это задумала, забрав Люччо.

– Предатель! – закричал он. – Лжец!

Я стиснул зубы от досады:

– Господи, да ведь тысячи людей вот-вот погибнут!

Рот его дернулся в недобром оскале.

– Что ж, ты станешь первым.

Напади он на меня, и у меня не останется иного выбора, как драться, а ведь он как минимум не слабее меня и на порядок опытнее – не говоря уже о взламывающем заклятия серебряном мече у него в руках. Тут дело простое: если я не убью его сразу, он убьет меня. Впрочем, даже если я убью его, он наложит на меня смертное проклятие – и это будет не то невнятное нечто, которое бросил в меня Кассий. Приятная, в общем, перспектива.

Бежать я не мог. И поединка с ним не пережил бы, вне зависимости от того, за кем из нас осталась бы победа. Лучшее, на что я мог надеяться, – это взять его с собой. И в случае моей смерти Сью озверела бы, вернувшись к инстинктам ее доисторического духа. Погибли бы люди.

Однако в случае смерти Моргана из всех Стражей в строю остались бы только Ковальский и Рамирес – им и пришлось бы останавливать Коула и Гривейна. Даже если бы им и удалось набрать хоть толику некромантической энергии, чтобы прикрыться ею от воронки, они все равно ни за что не одолели бы некромантов. Они просто погибли бы, а вскоре после этого Темносияние поглотило бы тысячи невинных жизней.

Под предводительством Моргана у них имелся бы шанс. Не то чтобы очень большой, но все-таки шанс.

Из этого следовало, что, если я хочу остановить Темносияние и спасти всех этих людей, у меня имеется только один выбор. Я коснулся внезапно задрожавшей рукой ноги Сью, и она послушно застыла.

Морган взревел как бык и ринулся на меня.

Я опустил щит. Мое сердце бешено колотилось от страха, такого сильного, что меня едва не стошнило.

Отблеск молнии вспыхнул на серебряном лезвии его меча.

Я уронил посох на землю и судорожно стиснул кулаки. Затем собрал свою волю, изготовил смертное проклятие, ясно представив себе Гривейна. По крайней мере, я дам Стражам лучший шанс на победу, если смогу, уходя, убить или хотя бы покалечить одного из этих сволочей-некромантов.

Время растянулось в бесконечность. Я смотрел на то, как меч Моргана взмывает вверх и на его великолепном серебряном клинке играет отблеск молнии, разрезавшей вращающуюся воронку за моей спиной.

– Гарри! – полным ужаса голосом закричал Баттерс, не прекращая, однако, барабанить с лихорадочной скоростью.

Когда Морган начал опускать меч, я избрал трусливый путь и зажмурился.

Я знал, что рано или поздно неизбежно умру.

Но мне не хотелось видеть этого своими глазами.

Глава 41

Грянул выстрел. Морган дернулся, неуклюже повернулся и упал на землю.

Я потрясенно уставился на него.