Обсуждали недавние сведения о возможном наступлении казанских полчищ на Москву. Андрей Шуйский как негласный правитель государства держал слово, поднявшись со своего места и выйдя на середину залы – дородный, с толстой золотой цепью на плечах, кою носили ранее лишь великие князья, с тяжелым взглядом, от которого у Иоанна по-прежнему все застывало внутри. Оглядев присутствующих, Шуйский рек:
– Послы наши в Казани, как вы ведаете, донесли, что хан снова собирает войска, дабы идти на Москву. Да, мы ждали наступления летом, но оно не свершилось. Теперь надобно снова укрепляться в восточных подмосковных землях!
– Да! Верно! – согласились хором бояре.
– Снова Владимир, Суздаль, Муром, Галич и Кострому займут наши полки. Рати собирать надобно спешно! – продолжал Шуйский, задрав бороду, будто он и есть спаситель Русской земли. Он говорил и говорил, наслаждаясь этим триумфом и своей складной речью, как вдруг твердый мальчишеский голос внезапно перебил его:
– Полно, князь, полно, много слов, а пользы нет, – опершись рукой о подлокотник трона, сказал мальчик, – только говорить и умеешь красиво, а на деле скверно выходит!
Бояре переглянулись в смятении. Глаза Андрея Михайловича вспыхнули. Прочие Шуйские настороженно вытянулись. Все это было внезапно, будто бы даже беспричинно, словно мальчишка просто напрашивался на склоку.
– Что, государь? – спросил Андрей Михайлович, ошалев. Иоанн продолжал:
– Из тебя правитель, как из черта собака. Много слов услышал, а твои соправители, которые вместо того, чтобы приказы наши выполнять, воруют да грабят… Да что они. И ты сам с ними! Так я и говорю – тошно от слов твоих пустых.
Не найдя достойного ответа, Шуйский крикнул отчаянно:
– Как смеешь…?
– Да, – вздохнул наигранно Иоанн. – Прости меня, дорогой мой отче! Кто я такой, чтобы глотку твою затыкать? Я, букашка несмышленая, выблядок. Ты же правитель! И Москву в надежных руках своих держишь…
– Да ты ль в своем уме? – повысил голос Шуйский. – Я есть опекун твой! А значит, слово над тобой имею! А коли так будешь к опекунам своим…
– Молчать! – крикнул Иоанн, вскочив с трона. Вздрогнули притихшие бояре. Андрей Михайлович опешил. Услышав крики, в палату ворвались стражники, вооруженные саблями и пиками. В первых рядах верные соратники Иоанна – Трубецкой, Бутурлин, Воронцовы, но, увидев бешеные глаза государя, и они остановились в нерешительности.
– Слишком много взяли вы на себя, Шуйские, – глядя Андрею Михайловичу в глаза, продолжал юноша, – бесчинство и самовольство позволили себе. Не по праву, князь.
Продолжая с ухмылкой сверлить опекуна огненным взглядом, Иоанн, почувствовавший внезапную крепость духа, словно за спиной у него был заступник, медленно направился к Шуйскому. Андрей Михайлович молчал, злобно глядя на повзрослевшего вдруг «выблядка».
– Что прикажете делать? Может, уйти мне в покои, где не топят неделями и куда забывают подать еду? А может, сидеть и глядеть, как ты казну великокняжескую разворовываешь?
– Что? – едва слышно просипел Шуйский, оглядываясь на бояр. – Да что ты… Это ложь! Не было такого! Верой и правдой опекал тебя я…
– А кто давал тебе сие право? – крикнул в ответ мальчик. – Кто хотел, чтобы ты в опекунах моих был? И вы все…Новгород с Псковом себе прибрал, лишь нищих там оставил! Кто дал тебе в кормление те города?
– Ах ты щенок… – забывшись, зашипел князь.
– Эй вы! – крикнул Иоанн толпящимся в дверях стражникам и дворовым. – Слыхали, как говорит он с государем вашим? Где видано, чтобы так дерзили повелителю своему? Что же это за держава, в коей холопы со своим господином так язык распускают? Схватите его да отведите псарям на потеху! Пущай князя в тюрьму проводят! Там вспомнит место свое!
Ничего не успел сделать Шуйский, как верные дворяне Иоанна набросились на него и выволокли во двор. Бояре в смятении вскочили со скамей, бессильно озираясь.
Андрей Михайлович, когда спихнули его с крыльца, попытался сопротивляться, даже выхватил саблю, но один из молодцев огрел его по голове тяжелой оглоблей. Словно подкошенный, князь рухнул в снег, и налетели на него стражники и дворовые, начали его бить страшно. А когда окровавленное тело уже не могло им противиться, потащили его на псарню. По пути срывали с него дорогую одежду и бросали ее в снег.
Когда увидел Андрей Шуйский собак, которых спустили на него, вспомнил, как рвали эти гиганты своими мощными челюстями волков и медведей. Собаки скалились, обнажая ряд страшных зубов, меж щелей которых капала густая слюна. И вот он уже слышит, чувствует их теплое, дурно пахнущее дыхание…
Они бросились на князя стаей, как на охоте, и первый же волкодав вцепился в его лицо, заглушив истошный крик государева опекуна…