Кровавый скипетр

Иоанн молчал, но глаза его продолжали гореть. Ничего не ответив, пустил он коня следом за охотниками. Еще не чуя беды, лихой Мишка Трубецкой усмехнулся, взглянув на копье, которое так и оставили воткнутым в земле – теперь никто не решился тронуть его без приказа.

У костра, разведенного на просторной поляне, сидели дворяне, охотники, слуги. Неподалеку были установлены шатры – привал, наверное, затянется надолго, и все уедут в Москву лишь утром.

Пахло дровами, дымом и жареным мясом. Охотники готовили угощения для застолья. В спешке устилали землю цветастыми коврами, сверху ставили покрытые богатыми скатертями столы и лавки. Государев стол, также украшенный великолепной скатертью, стоял поперечно боярскому столу – все, как и на частых пирах во дворце.

Алешка Адашев, помогая переодеться великому князю, пытался развеселить его, видя каменное лицо государя. Иоанн натянуто улыбался, и видно было – мыслями он далеко не здесь.

– Может, угодно в шатре трапезничать, государь, подальше от всех? – осторожно осведомился Алешка и поглядел на великого князя с теплотой и преданностью. Иоанн обернулся. За эти годы, что служил Алешка при нем, они сблизились. Добрый был он, верный – не обманул! Заранее будто знал, что надобно государю, был тут как тут! Не раз даже оставался спать с великим князем до поздней ночи, в темноте рассказывая ему много интересных историй – Лешка страсть какой был умный и начитанный! С ним было интересно и легко. Недавно и подросший брат его, Данилка, тоже стал стряпчим, но близким Иоанну он не был. Совсем разные они с Лешкой, совсем!

– Нет, со всеми трапезничать буду, – сказал Иоанн, – а ты отдыхай сегодня! Тут недалеко в деревне девки есть, мы уж разведали. Скатайся и ты…

– Нет, я, государь, женюсь скоро! – вздохнув, отверг Адашев. – Отцова воля. Говорит, Данилу, братца моего, женить не может оттого, что я холостой.

– Как невесту звать-то? – с интересом спросил Иоанн.

– Настасьей, – отвечал Адашев. – Только вот я ее в глаза еще не видел. А вдруг она косая или худая, как смерть…

Иоанн рассмеялся:

– Какая бы ни была, благословляю твой брак! Рад за тебя, Алешка…

– Спасибо, государь! Ну а ты когда себе невесту выберешь? Чай, пора?

Иоанн усмехнулся краем губ и ответил:

– Прежде чем жениться, много всего свершить надобно. Всему время свое!

Когда из шатра вышел великий князь, стол был накрыт, и все ждали появления государя. На нем был длинный парчовый кафтан с узкими рукавами, обшитый дорогими каменьями. Гости – бояре, князья, сидят, как и всегда, «по местам», то бишь, чем ближе к государеву столу, тем знатнее и тем больше заслуг у предков данного боярина.

Иоанн поклонился гостям, прочитал молитву и сел в кресло. Все поклонились ему в ответ, и лишь затем начался пир. Музыканты заиграли на домрах, балалайках и свирелях, хором запели народные песни.

На столе уже стоят в посудинах уксус, соль, перец, хрен. Стольники несут холодные закуски. Понемногу гости оживают, ведутся беседы. У менее знатных гостей, как полагается, нет столовых приборов или даже тарелки, но никого сие не смущает. Напротив, лезут руками в общую посудину, хватая всей пятерней квашеную капусту, соленые грибы, огурцы.

И вот уже несут на подносах жареных лебедей, словно живых, но вскоре срывают с них нацепленное декоративное оперение, разделывают и подают гостям – тоже по старшинству. Вино и мед льются рекой.

– Что скажете об охоте нашей, бояре-князья? – спрашивал юноша, принимая кубок с вином из рук стольника.

– Знатная охота вышла, государь! Знатная! – наперебой отвечали голоса. Повзрослев, Иоанн стал ненавидеть наглую лесть, но выслушивать мог ее в спокойствии.

– Несите еще больше вина! Несите! – кричал великий князь стольникам, после чего сам припал к кубку. К шестнадцати годам он уже имел обыкновение пить вино помногу. Но Иоанн знал меру. Захмелев, глядел он с улыбкой на своих подданных, которые, объедаясь обильными яствами и напиваясь до одурения, показывали себя такими, какими являлись на самом деле.

Подле Иоанна сидел сын Федора Воронцова, Ивашка, со своим двоюродным братом Василием. Этого юношу недавно привел к государю сам Воронцов, позаботился о том, чтобы и племянник его попал в окружение юного правителя.

– Ивашка, – позвал его великий князь, указывая на сидевшего поодаль понурого Трубецкого, – отнеси-ка Мишке чашу, скажи, я ему жалую!

Трубецкой обычно сидел подле государя, но сейчас Иоанн велел усадить его дальше, к охотникам. И теперь с наслаждением глядел, как мучается Мишка в немилости. Взяв чашу, Ивашка Воронцов поднес ее Трубецкому, который, приняв ее, поклонился Иоанну и, осушив до дна, снова опустился на скамью.