Крови и зрелищ!

– Вы когда-нибудь жили одна? – спросила Дот, и Фрайни задумалась, случалось ли ей жить одной. С самого рождения ее окружали люди. Сначала ее сестры, брат и родители – в маленьких комнатках в Коллингвуде. Там она была бедной. Иногда голодной и всегда – холодной. Там однажды зимой ее младшая сестра умерла от дифтерии. Фрайни, бедно одетая, ходила в Коллингвудскую начальную школу и изучала там азы грамотности. И там, конечно, были люди, очарованные маленькой девочкой со странным именем, которые по собственному желанию или в силу обстоятельств помогали ей получить то, что она хочет.

Затем произошли странные изменения, семья сорвалась с насиженного места и переправилась через океан, в графские поместья и к богатству, не в силу каких-то их личных добродетелей, а из-за того, что война поубивала младших сыновей в каждой семье Европы. Мистер Фишер был произведен в лорды, а Фрайни была отправлена в престижную школу, дабы там сделали из нее дочь аристократов. В школе она не пользовалась популярностью из-за своего необузданного характера, а также из-за того, что ее не волновали вещи, которые важны для школы: нормы поведения, учеба и спорт. И опять вокруг нее люди: люди в общежитии, на спортивных площадках. Податливые, полезные люди. После этого в Мельбурне все было легко. У нее были деньги, положение, красота и свой стиль.

Она никогда не оставалась одна.

Фрайни позволила мистеру Батлеру забрать тарелку. «Из-за чего мне волноваться? – размышляла она. – Цирк состоит из людей точно так же, как и любое сообщество. Как школа, например. Всегда находится мужчина, которого надо убедить, подкупить, обескуражить или очаровать».

– И я женщина, которая должна это сделать, – сказала она вслух.

– Мисс? – переспросил мистер Батлер.

– Это не существенно, мистер Батлер, – сказала она склонившемуся к ее плечу мистеру Батлеру.

– Еще стакан вина, мисс Фишер?

– Спасибо.

Он налил вина, дорогого красного бургундского, и удалился на кухню.

Фрайни осмотрела свою столовую, с преобладающими бледно-алыми тонами. Сотканный специально для нее ковер с узором из зеленых листьев. На стене напротив больших окон, выходивших в маленький садик перед домом, висели семь набросков маслом. На них – танцующие акробаты. Написанные в свободной манере, легкомысленные и совершенные, они были такими, как есть на самом деле. Фрайни выхватила их прямо из рук художника, как только он закончил, несмотря на протест миссис Рагуцци, утверждавшей, что они не завершены. Обычно они поднимали ей дух, а сейчас казались неживыми, как куклы.

– Обойдусь какое-то время без роскоши, – размышляла она вслух. – А потом все это будет смотреться по-новому. Алан прав: я размякла. – Она изучающе посмотрела на свои руки со следами от падений и упражнений на спине терпеливой Белл. – Привет, Дот! Как твои успехи с покупками в секонд-хенд?

Дот выложила застиранную до прозрачности ночную рубашку и две пары тоненьких трусиков. Крысиного цвета кардиган она повесила на спинку стула и села.

– Надеюсь, вы осознаете, что делаете, мисс, – серьезно сказала она. – Я слышала про этот цирк ужасные вещи.

– Правда? Расскажи.

– Я была на Брансвик-стрит, мисс, это хорошее место для покупки поношенных вещей. И там две женщины рылись в тряпках. Цыганки, мисс. Таким нельзя доверять. И женщина постарше сказала: «Придется нам ехать с Фаррелом. Но это ненадолго. Нужно будет уйти от него в каком-нибудь селе. Джек нас заберет через пару дней». Другая сказала: «Они прокляты. Фаррела сглазили». Но вторая заявила, что она знает, что такое сглаз и Фаррела не сглазили. Затем они вышли, и больше я ничего не слышала. Я не придаю значения тому, что говорят цыгане, но…

– Но?..

– В проклятиях они разбираются, – медленно проговорила Дот и перекрестилась. – Поэтому я купила вот это.

Фрайни взяла круглый серебряный образок на кожаном шнурке. На нем был изображен мужчина с ребенком на плечах, переходящий через реку.

– Святой Христофор, мисс. Заступник всех путешествующих. Я не купила с серебряной цепочкой, подумала, может вы не захотите брать с собой ничего ценного в такое место, где одни воры кругом. – Фрайни готова была расхохотаться, но, посмотрев на серьезное лицо Дот, сдержалась. – Мне будет легче, мисс Фрайни, если вы пообещаете, что будете его носить.

Фрайни обвязала шнурок вокруг шеи так, чтобы образок находился повыше, прямо у шеи. Она не хотела, чтобы что-то свисало и болталось, когда она будет делать стойку на руках. Ей и так непросто удерживать равновесие.

Дот серьезно посмотрела на нее.

– Я буду за вас молиться, мисс Фрайни, – сказала она.

Фрайни отставила бокал, обняла Дот и поцеловала ее в щеку.