— Конечно, и ты тогда уже жил в приюте, — напомнила Арлин. Она знала это из документов, прочитанных в администрации, которая и ведала направлением детей в приют отца Бейкера.
Курц пожал плечами. Последняя запись в файле была датирована двадцать седьмым января 1978 года. Дело сына майора слушалось в суде. Коллегия психиатров обследовала Шона О'Тула и признала его недостаточно вменяемым, чтобы предстать перед судом. Его направили в лечебницу для опасных психически больных в Рочестере, штат Нью-Йорк, «для дальнейшего обследования и лечения в условиях, исключающих общественно опасные действия». Курц слышал об этом дурдоме. В Рочестере сидели самые чокнутые из убийц, совершивших преступления в штате Нью-Йорк.
— Ты успел дочитать файл «Клауд Найн» до конца? — спросила Арлин.
— Нет еще.
— Там выдержка из статьи в «Неола Сентинел» за май семьдесят восьмого года, — сказала Арлин, — в которой говорится, что «в связи с финансовыми затруднениями и низкой посещаемостью парк „Клауд Найн“ закрывается. Навсегда».
— Тем хуже для молодежи Неолы.
— Очевидно.
— Непонятно, почему Пег О'Тул не знала о парке, который ее родной дядя построил в Неоле? И о его бизнесе? — начал размышлять вслух Курц. — Почему она показала мне эти фотографии, на которых, скорее всего, именно заброшенный «Клауд Найн», будто не зная, что он раньше принадлежал ее дяде?
Арлин пожала плечами.
— Может, она точно знала, что это не «Клауд Найн». Может, она вообще не знала о существовании этого парка. Ее отец, Большой Джон, переехал в Буффало и пошел работать в полицию в восемьдесят втором. Возможно, братья, полицейский и военный, не слишком ладили друг с другом. На фотографиях с похорон я не видела ни одного инвалидного кресла, значит, его там не было. Возможно, майор приехал сюда только сейчас, поскольку мать мисс О'Тул умерла и у Маргарет нет других близких родственников.
— И все же... — начал было Курц.
— Помнишь, ты говорил про опрокинутый автомобильчик с девяткой на борту?
— "Клауд Найн". «Девятое небо», место блаженства. Никакой логики. Подожди, я сейчас вернусь, — сказал Курц.
Он торопливо встал и побежал в крошечную туалетную комнату, располагавшуюся позади кабинета с компьютерами. Курц встал на коленки рядом с унитазом, и его несколько раз стошнило. Когда приступ тошноты закончился, он встал, прополоскал рот и умылся. Руки тряслись как бешеные. Похоже, контузия решила пока не позволять ему принимать пищу.
— Ты в порядке, Джо? — спросила Арлин, когда он вернулся в кабинет.
— Ага.
— Тебе надо что-нибудь еще по этой теме?
— Да. Я хочу знать, что происходило с этим милым ребенком потом. Сколько времени он провел в Рочестере? Сидит ли он там до сих пор или его уже выпустили? А также более конкретные факты биографии майора касательно Вьетнама. Не подвиги и медали. Имена людей, с которыми он работал, место и характер работы.
— Медицинские и военные базы данных — самые сложные в плане проникновения в них, — сказала Арлин. — Нет никакой гарантии, что у меня хоть что-то получится.
— Сделай все, на что способна, — попросил Курц. И тут у него в кармане зазвонил мобильный. Он отвернулся в сторону от Арлин и нажал кнопку ответа.
— Ты хотел, чтобы я сказал тебе, когда этот Длинноствольный Индеец снова придет в «Блюз» в поисках тебя, Джо, — прозвучал в трубке голос Папаши Брюса.
— Ага.
— Он здесь.
Глава 13
Длинноствольный Редхок стал индейцем, уже будучи взрослым. При рождении его звали Дики-Боб Тинсли, и ему было наплевать на индейскую кровь, доставшуюся ему по материнской линии. В двадцать шесть лет он был арестован за хранение краденых драгоценностей и на суде услышал саркастическое замечание судьи насчет того, что мог беспошлинно торговать ими по причине этой самой доли индейской крови.
Длинноствольный Редхок тщательно выбирал себе имя. «Красный сокол» — клановое имя индейцев племени тускарора. Хотя он и не принадлежал к этому племени. Просто его страстью были большие пушки, а «рюгер магнум» калибра 0,357 дюйма, именовавшийся «длинноствольным редхоком», нравился ему больше всего. И первую, и вторую жену он убил именно из такого пистолета. Каждый раз ему приходилось со слезами на глазах выкидывать подальше любимую пушку, а потом грабить магазины, торгующие выпивкой, чтобы немедленно купить новую. Когда второй его пистолет уже ржавел, лежа в земле резервации, неподалеку от места жительства второй жены, он взял на дело абсолютно никчемную «беретту» калибра 0,22 дюйма и попался. После этого его посадили в Аттику.
Последним его желанием, которое он высказал на суде, было желание сменить имя, и судья не без удивления удовлетворил его просьбу.