Круглая Радуга (ЛП)

Но Пёклер едва слушал, одна единственная данность имела для него значение: что она где-то в определённом месте, имеющем обозначение на карте, с властями, к которым можно обратиться. Сможет ли он снова найти её? Дурак. Сможет ли договориться о её освобождении? Какой-то мужчина, какой-то Красный, втянул её в это...

Курт Мондауген был единственным, кому он мог довериться, хотя Пёклер знал ещё до разговора, что выбранная Мондаугеном роль удержит его от того, чтобы помочь: «Это называется лагерями по перевоспитанию. Они в ведении СС. Я могу поговорить с Вайсманом, но может и не получиться».

Он знал Вайсмана по Юго-Западной. Они были вместе в месяцы осады виллы Фоппла: Вайсман был одним из тех людей, что довели Мондаугена, чтобы, в конце концов, ушёл прочь и жил в лесу. Но они возобновили дружественные отношения здесь, среди ракет, то ли по каким-то резонам обожжённого солнцем святого, которые Пёклеру не понять, или из-за какой-то более глубинной связи, что всегда была между ними...

Они стояли на крыше одного из сборочных цехов, Ойе в водах за шесть миль виднелся ясно, что предвещало перемену погоды на следующий день. Сталь клепали где-то в солнечном свете, били ритмично, чисто, словно песня какой-то птицы. Синее Пенемюнде зеркалилось вокруг них по всем направлениям, мечта из бетона и стальных масс отражавшая полуденный зной. Воздух рябил как камуфляж. За этим всем, казалось, что-то ещё творится по секрету. В любой момент иллюзия, на которой они стояли, растворится и они грянут наземь. Пёклер уставился через болота, чувствуя себя беспомощным: «Я что-то должен сделать. Разве нет?»

– Нет. Ты должен ждать.

– Это неправильно, Мондауген.

– Нет.

– Как же с Ильзе? Она должна вернуться туда?

– Я не знаю. Но сейчас она здесь.

Так что, как обычно, Пёклер избрал помалкивать. Если б он выбрал что-то другое, раньше, когда ещё было время, все они, может быть, спаслись бы. Даже покинули бы страну. Теперь, слишком поздно, когда он наконец захотел действовать, действовать было не с чем.

Ну честно говоря, он не слишком-то задержался на размышлениях о былых нейтральностях. У него не было абсолютной уверенности, что он перерос их, если на то пошло.

Они прогуливались, он и Ильзе, вдоль штормового побережья—кормили уток, разведывали сосновые леса. Ей даже позволили посмотреть запуск. Это было посланием ему, но он с запозданием понял что это значило. Это означало, что секретность ничуть не нарушается: кому бы она ни рассказала, дальше этого не пойдёт. Шум Ракеты рванулся к ним. В первый раз она придвинулась и прижалась к нему. Он почувствовал, что держится за неё. Двигатель умолк слишком быстро и Ракета рухнула где-то в Пенемюнде-Вест на территории Luftwaffe. Грязный столб дыма вызвал орущие пожарные машины и грузовики с рабочими пронестись диким парадом мимо. Она глубоко вдохнула, и сжала его ладонь: «Это ты заставил её так сделать, Папи?»

– Нет, это случайно. Ей полагается делать большую кривую,– проводя рукой, прочерченная парабола заключает испытательные стенды, цеха сборки, как кресты, что намечают священники в воздухе, когда делят уставившуюся паству пополам и начетверо...

– Куда она летит?

– Куда мы ей скажем.

– Можно я однажды полечу в ней? Я помещусь внутри, правда же?.

Она задавала невозможные вопросы: «В другой раз»,– сказал ей Пёклер: «Может быть однажды на Луну».

– На Луну... – как будто собирался рассказать ей сказку. Когда никакой не последовало, она выдумала свою. У инженера в соседней комнатушке карта Луны была прикноплена к фанерной перегородке и она часами её изучала, выбирая где будет жить. Отклонив яркие отроги Кеплера, обрывистое уединение Южного Высокогорья, живописные виды Коперника и Эрастофена, она избрала небольшой симпатичный кратер в Море Спокойствия, наименованный Маскелин Б. Они построят домик прямо на краю его, Мама, и она, и Пёклер, золотые горы в одном окне и широкое море в другом. И Земля зелёная и голубая в небе...