Круглый год. Детская жизнь по календарю

«Забывание» героев войны – характерная тенденция послевоенного идеологического курса, которая в равной степени коснулась и маршала Георгия Жукова[415], и пионеров-героев. На ноябрьском листе 1943 года с изображением подвига гвардейцев-панфиловцев (ноябрь 1941) были отмечены датами гибель от руки фашистов партизан Шуры Чекалина (6 ноября 1941) и Лизы Чайкиной (23 ноября 1941), получивших посмертно звание Героев Советского Союза. А в календаре 1946 года ноябрь отмечен датой смерти композитора Петра Чайковского и баснописца Ивана Крылова и датой рождения Михаила Калинина, а про героев-партизан через год после окончания войны детям уже не рассказывали. Культ личности позволял возносить только одного «героя» и его ближайшее окружение (в 1946 году чаще всего после Сталина упоминалось имя Молотова), а подвиг всего советского народа служил безымянным фоном для них[416]. Великая Отечественная война в детском табель-календаре 1946 года напоминала о себе датами освобождения европейских столиц Советской армией, но без упоминания имен героев и боевых заслуг («смело входили в чужие столицы, / но возвращались со страхом в свою» – Иосиф Бродский). В этой связи не удивляет отмена в 1947 году Дня Победы, объявленного за год до этого государственным праздником и выходным (он вернулся в календарь нерабочим днем только в 1965 году).

Детский календарь на 1943 год / Под ред. Е. И. Гроздовой. М., 1942

Частью идеологического дискурса в послевоенном календаре для дошкольников были пафосные репродукции картин в духе соцреализма. Хотя героями этих картин были дети, их статичные позы на фоне сталинских высоток и набережных не изображали мир детства, а символизировали величие государственной власти. Отзвуки этого величия были слышны в тяжеловесных виршах советских мэтров детской литературы, даже если они напрямую не были связаны с идеологическим нарративом. В календарном стихотворении Корнея Чуковского, посвященном новогодней елке 1946 года, героиня детского праздника имеет громоздкий облик пляшущей комсомолки:

Засмеялись бы румяные
Матрешки
И захлопали б от радости
В ладошки:
«Ай да елка,
Вот так елка,
Пляшет, словно комсомолка!»

К. И. Чуковский. Елка

[417]

Детский календарь на 1946 год / Под ред. Е. И. Гроздовой. М., 1945

Детский календарь на 1946 год / Под ред. Е. И. Гроздовой. М., 1945

А в стихотворении Самуила Маршака первый послевоенный год настойчиво побуждал детей к новым делам:

Вы услышите, ребята,
Колокольчик золотой,
Уезжает сорок пятый,
Едет год сорок шестой.

Уезжающему деду —

Году старому привет.
Он привез с собой победу,
Мирный труд и яркий свет.

В этот час со всем народом

Крикнем родине: ура!
С новым счастьем, с новым годом,
С новым делом, детвора[418].

Наметившаяся идеологическая тенденция расцвела буйным цветом в изданиях дошкольно-октябрятского календаря последующих пяти лет. Бумага для календаря становилась все лучше, типографские краски все ярче, а портретов Сталина и стихов о нем все больше. После войны набирал обороты, по словам одного из редакторов Детгиза, «дошкольный культ личности». «Детский календарь на 1953 год» открывался не золотым колокольчиком и пляшущей елкой, а новогодним воспеванием Сталина:

Новый год. Над мирным краем
Бьют часы двенадцать раз…
Новый год в Кремле встречая,
Сталин думает о нас.

С. В. Михалков. С Новым годом!

«Год идет на смену году
По земле в морозной мгле.
Слава нашему народу
И вождю его в Кремле.

С. Я. Маршак. Новый год

[419]

Даже в детском календаре на 1954 год, когда стихи с прославлением бывшего вождя убрали, красовался многоцветный портрет Сталина, напечатанный в целый лист на роскошной глянцевой бумаге.

В конце эпохи сталинизма дала о себе знать тенденция, с которой боролась предшествующая советская литература для детей: это сентиментальное любование ребенком на фоне бытовой устроенности и житейской умиротворенности. В календарях начала 1950‑х годов стали печатать картинки с изображениями гуляющих малышей среди новой городской застройки с удобными подъездами и дворами или уютные спальни с детскими кроватками в отдельных квартирах. Художники соцреализма изображали этот московский жилищный рай как типичную картинку советской жизни, прикрывая страничкой календаря послевоенную неустроенность и отсутствие нормальных бытовых условий.