Круглый стол на пятерых

Он представил, как Архипов на утренней конференции зачитает приказ по облздравотделу: «За номером… В последнее время… случаи недопустимой халатности… Так, в районной больнице… девочку Боброву… Приказываю…»

— Попросим вас, Андрей Григорьевич, — обратился к нему Архипов. — Тут возникли вопросы, требующие авторитетного освещения. Совершенно авторитетного, — подчеркнул он с неуловимой иронией и шаркнул под столом тяжелыми сапогами.

Но ты еще главный врач и не можешь уйти от больничных вопросов, как бы больно они ни касались тебя самого. Наконец, просто как медик ты должен сказать товарищам о недостатках а работе.

— Устали? — неожиданно улыбнулся Золотарев, направляясь к столу.

— Нет!

— Пообедать бы!

— Сегодня суббота…

— Не задержу вас долго, тем более — для совершенно авторитетного освещения некоторых вопросов я, по-видимому, не гожусь.

Андрей с трудом взял себя в руки. В зале стало тихо. Он продолжал:

— Обычно люди задумываются, когда что-нибудь неблагополучно. А вот нас заставило задуматься наше благополучие. Насколько я помню, нас всегда хвалили на отчетах в областной больнице. Не хотелось даже в своем кругу разбивать эту иллюзию. Хорошо, дескать, ну и бог с ним. Начальство довольно, а начальству всегда видней. В душе, конечно, мы желали лучшего, но как могло быть лучше, если…

Зал насторожился. К манере главного врача говорить резко, не считаясь с авторитетами, давно привыкли. Но был один авторитет, на который Андрей Григорьевич никогда не посягал, — авторитет своей больницы. Архипов уставился на Золотарева непонимающими глазами. Отечные веки и одутловатое его лицо свидетельствовали о прожитых годах и неумеренном употреблении деревенских суррогатов.

— Думаю, я не выдам секрета, если расскажу, как в прошлом году на отчете нас подвела одна цифра — роды на дому. «Отличный отчет, — сказал нам один добрый человек, — вот только эта циферка…» Ни я, ни мой заместитель Игорь Александрович, ни акушер-гинеколог и глазом не моргнули, когда эта цифра стала заметно меньше. Но после отчета я все время ходил под впечатлением этой цифры, как после хорошей критики. И ездил по району потом совсем с другим зрением… Скажите, пожалуйста, Герман Аркадьевич, — обратился Золотарев к Бондареву, — почему вы сегодня не выступили?

— Да, собственно, всё сказали, вот…

— А я думал, вы расскажете, почему колхозницы Юрлова, Чугунова, Васютина из села Языково в своих домах вас не видели, хотя…

— Вы мне не доверяете?! — крикнул Бондарев и стал ширить и карманах пиджака. — У меня документировано…

— Не трудитесь, — остановил его Золотарев, — документы вы нам представили. А после этого наш педиатр Людмила Ивановна случайно обнаружила, что все это очковтирательство. Никаких прививок вы не делали в этих семьях. Я не знаю ничего более отвратительного, чем очковтирательство в медицине…

— А я знаю, — перебил Бондарев, — и все мы знаем… То, что разбирается в судебном порядке, — вот…

Он сел. Тяжело дыша, осмотрелся вокруг затравленно и недоверчиво.

— Безобразие! Председатель, ведите собрание! — крикнула Боярская.

— Внимание, товарищи! — Архипов поднялся. — У вас есть что-нибудь еще? — спросил он Золотарева.

— Да, есть. К сожалению, Герман Аркадьевич, подавший нам фиктивный список, считает себя правым. Сомневаюсь, что скамья подсудимых — исключительная привилегия хирургов. В любом случае мы займемся этим делом и подготовим приказ по району. Что касается меня, то я хочу сказать перед своими товарищами… Мне пришлось многое передумать и пересмотреть после всего случившегося… — Он взглянул на Шуру, свою операционную сестру. Какая она худенькая — ключицы выпирают. В вестибюле душно. Кто-то курил у дверей — тянуло дымом. Андрей потрогал узел галстука и спрятал руку: дрожали пальцы. Больше он не сможет говорить о себе. — Разрешите мне ответить на вопросы, которые здесь были подняты.

В вестибюле закашляли, задвигали стульями. Напряжение прошло. Курильщики поглядывали на дверь, шумели спичечными коробками. Вместе с сознанием, что все трудное позади, к Андрею вернулась уверенность в себе. Он остановился на работе отдельных медицинских учреждений, радуясь возникшей простоте отношений между ним и аудиторией. С удивлением он заметил, что расхаживает около стола. Архипов, не поворачивая головы, провожает его глазами.

— Андрей Григорьевич!

Золотарев не закончил мысль, повернулся от окна. У двери стояла Людмила Ивановна. Краснея от всеобщего внимания, она подошла к Андрею и негромко сказала:

— Поступил ребенок…

У нее удлиненное лицо с темными грустными глазами. Такие лица любит рисовать Илья Глазунов. Андрей усмехнулся, вспомнив, что и в прошлый раз его позвала Людмила Ивановна. Он кивнул Архипову и вышел вслед за ней.

— Вы не были на собрании? — спросил он, когда они шли от амбулатории к корпусу.

— Как раз поступил ребенок… По-моему, у него что-то в животе. Похоже на…

— Людмила Ивановна, кажется, вы мечтали о хирургии?