Кругосветное счастье

И так далее, и много других стихов, переведенных из Кавафи. На этот раз Гомеру страшно повезло. Его переводы напечатали в журнале «Иностранная литература». С ним заключили договор на издание книги переводов Кавафи. И не кто-нибудь, а издательство «Радуга». Он стал знаменитостью. Но давняя мечта увидеть на сцене «Давида и Голиафа» не оставляла Гомера. Так он пришел в наш подпольный еврейский театр.

Отчетливо помню день и час, даже, кажется, минуты часа, когда Гомер пришел к Араму. Был конец холодного апрельского дня начала восьмидесятых. Красное, как георгиновый куст, солнце падало за колокольню Елоховской церкви. Мы репетировали в квартире Ильиных. Их дочка Надя, рыжеволосая и сладкая, как ямайский ром, играла сестру Бени Крика — Двойру, которую выдавали замуж. Арам ставил «Одесские рассказы» Исаака Бабеля. Арам играл налетчика Беню Крика, а Лия — красивую русскую девку Катюшу. В это время в квартиру позвонил Гомер. Из-за шума (мы играли полным составом клезмерского квинтета: скрипка, аккордеон, гитара, ударник, труба) никто не услышал, как в дверь позвонили, а потом кто-то вошел и, тихо улыбаясь, слушал нашу репетицию. Это был Гомер. Он был одет в черное драповое пальто с накинутым поверх белым шелковым шарфом. Волосы его, цвета осеннего дуба, были расчесаны, напомажены и разведены белой линией пробора. Хотелось увидеть белую гвоздику в петлице пальто. Стройный, утонченный, загадочно улыбавшийся аристократ. Мы репетировали в кабинете-библиотеке. Актеры располагались посредине. Музыканты сидели на стульях, приставленных к стеллажам. Зрители и дублеры забили кожаный диван весьма почтенного возраста. Подозреваю, что «времен покорения Очакова и Крыма», так морщинилась его белесая слоновая шкура. Красное, как георгиновый куст, солнце падало за колокольню Елоховской церкви. Гомер слушал, уставившись на Лию. Она остановилась. То есть перестала задирать в пляске голые дразнящие ноги и распевать залихватскую воровскую песню: «Гоп са смыком эта буду я…», сочиненную из смеси еврейского, русского и украинского воровского жаргона. А до того, как перестала распевать, она (Катюша) кокетничала с Беней (Арамом), покачивая бедрами и высоко задирая юбку. Остановились и другие актеры. Оркестранты перестали играть. Гомер подошел к Лие, взял ее за руку и прочитал любовные стихи:

Тело помнит не только, как страстно его любили,
не только ложе любви,
не только обнаженную жажду любви,
которая следует каждому взгляду
возлюбленных и каждой ноте любовного крика…

Прочитал, глядя на Лию, лицо которой освещало красно-георгиновое, уплывающее за колокольню солнце. Прочитал стихи, держа Лию за руку, а потом поцеловал ее длинные пальцы с красными виноградинами ногтей. Она сказала: «Спасибо». И поцеловала Гомера в щеку.

Муж Лии, Исав, никогда не засиживался на репетициях, хотя тоже был яростным фанатом нашего театра. И, конечно же, верил в сценическую звезду своей жены. К сожалению, ему всегда было некогда. Он вечно спешил. В спешке забегал на репетицию, в спешке исчезал, в спешке ел, пил, спал. Наверняка и целовал жену в спешке. Зато никто не мог так мгновенно слетать куда-то в даль собачью, чтобы достать нужный кусок картона для декорации или фонарь для световых эффектов. Фонарь с желто-сине-зелено-красными фильтрами. Или невероятного фасона парик, словом, всяческий реквизит, который именно сейчас, немедленно требовался гениальному режиссеру Араму для воплощения новейшей его сценической идеи. Исав выслушивал просьбу, звонил кому-то, мчался куда-то, доставал все необходимое и мгновенно исчезал по своим делам, направленным на добычу деньжат и продуктов для семьи. Он, как правило, вечером заезжал за Лией и маленьким Сидом на своем автомобиле «Жигули-шестерке», которым очень гордился, подрабатывая к тому же как нелегальный таксист (gypsy driver). А заодно подвозил кого-то из нашей семьи или всех вместе. Мы жили на остановку ближе, чем Исав, Лия и маленький Сид. Мы на метро «Аэропорт», они на «Соколе». Исав был невысоким темноволосым крепышом. Он сгорал от переизбытка энергии. В самый лютый мороз носился по Москве без шапки и с распахнутым воротником рубахи. Волосы лезли из-под рубашки, как дым из жаровни. Исав обожал свою Лию и своего маленького Сида.