Круговерти

— Нельзя, милая, ведь вы взрослые, — вздохнула Платоновна.

— А денег присылает? — встрял в разговор Иван Никитович.

— Деньгами душу не успокоишь. Говорят, разлука сближает, а у меня все наоборот, отводит Мишку все дальше. Даже Илюшка стал привыкать к безотцовщине.

— Помилуй, что за рассужденья! — воскликнула Платоновна. — Остерегайся сказать такое еще кому-нибудь. Разнесут! Слышь?.. А я считала его бесподобным. Он и не пьет, покладистый, степенный. Люблю я таких, как Миша. Зря ты, Наташа, к нему охладела.

— Главное, чтобы зарплату присылал, семью поддерживал, — заметил Иван Никитович. — Остальное — капризы. Терпения не стало у вас, разбаловали равноправием. Тут дело, знаете, неизвестное. Вдруг начальство поручило Михаилу невыполнимое задание? До любезных ли тут писем?..

Быстро начало смеркаться. Туда-сюда метнулась Наталья, постирала сыну шорты, и высыпали звезды. Не успеешь от дела к делу перейти — день убыл, жизнь человеческая короче.

Платоновна повернулась к калитке, сообщила Наталье, снимавшей белье с веревки:

— Стоит кто-то. Не к тебе ли пожаловал?

Наталья стрельнула взглядом и узнала Николая Константиновича. Тот смотрел на нее из-под шляпы и добродушно улыбался. Оторопела: что ему понадобилось? Да еще с мешком.

— Шел мимо, — объяснил тот, чувствуя себя неловко. — Водички не дадите попить? Колонку искал…

— Колонка под горкой, вы ее там не найдете. Сейчас… — Наталья вздрогнула от своего голоса. — Да вы зайдите, Николай Константинович, не бойтесь, собак не держим! — Обрадовалась, что ему надо всего лишь напиться.

— Вы никак с огорода?

— Угадали, убирал дыни… Представьте, участок недалеко от ваших домов, где ерик и камыши. Родственница по путевке уехала в санаторий, а меня попросила, понимаете… дыни собрать.

Он поздоровался с Платоновной, снял шляпу. Был доволен, что не воды ему подали, а квасу.

— Устали, конечно, — посочувствовала Наталья. — Я и не ожидала. Хотите, поможем в огороде управиться? Завтра я дома. Мы с Илюшей придем.

— Отзывчивая у вас душа… Идея замечательная, но… неудобно эксплуатировать, — улыбнулся Николай Константинович, возвращая кружку. — Ну если не трудно… Собственно, подвода будет, подносить только надо.

— Вот и ладно, — сказала Наталья, позабыв об осторожности.

Платоновна шлепала веточкой по ногам, отгоняя комаров. Пригласила незнакомца сесть и намекнула, что давно не ела дыни. Николай Константинович выкатил из мешка большую желтую репанку, угостил женщин. Потом поинтересовался Иваном Никитовичем: доволен ли пенсией?

Понюхав дыню, Платоновна ответила:

— Он рад, очень рад! Спасибо! Я сразу и не догадалась, кто вы есть. Может, разбудить его?

Из сеней вырвался густой ворчливый храп.

— Спит, — развела руки Платоновна.

— Пусть отдыхает, не беспокойте…

Будто сговорившись, Наталья и Николай Константинович пошли к автобусной остановке. Голоса их удалялись.

«Смотри, какая отчаянная, ни капли не боится, — подумала Платоновна. — А если Миша узнает?..»

9

Михаил обошел нижний склад, где штабелевали бревна, и двинулся по белому сугробу, стараясь попадать валенками в ямки чьих-то следов.

Его нагоняли женщины-сучкорубы, молодые уралки с румянцем и пушком на щеках.

— Михаил! — кричали они ему в спину. — Когда мы тебя оженим?! Ау, Михаил!

— Старо! — отмахнулся он. — Сказал же: семья есть. Вот телки-метелки беспонятливые!

Но женщины набежали и с визгом завалили бригадира в снег, давай его мутузить, щеки снегом натирать. Михаил, отряхиваясь, смеялся и слезы вытирал.

К разделочной эстакаде добирались по-мирному. Синее утро, выстуженное холодом, мохнатый иней на штабелях и на обвисших лапах елей делали зиму еще наряднее.

Стропальщики бегали по ярусам накатанных бревен с палками и торопили крановщика:

— Майна! Спишь, что ли, у бога в правом кармане?!

Пачка бревен с грохотом посыпалась в кучу.

Несколько девчат остались на эстакаде, остальных Михаил повел в лес к своей делянке. Им встретились бригады с бензомоторными пилами: убирали «опасные» деревья, прорубали трелевочные волоки. Начальник участка Борщов, заметив сучкорубов, погнал их назад, к старой делянке. Дальше шагать было нельзя — шла валка.

Женщины стали носить в костер валежник и хворост, топорами сбивали низко свисающие сучья. Над костром выскакивали красные сполохи, стреляла хвоя, и вкусно пахло смолой. Из леса выбрался черный трактор с гремящей пастью. На раскряжевочной площадке он развернулся, тракторист выпрыгнул из кабины.

Михаил поспешил снять чокер с кедровины, заговорил с трактористом:

— Кубов тут уйма… Москву обогреть хватит! Как думаешь?

— Скорее отчаливай! Некогда, Миша, Борщов загонял в доску. Приходи вечером в столовую, потолкуем.

Михаил махнул шапкой — катись, мол, раз ты такой. Женщины подошли, окружили лохматую тушу кедра. Затюкали топорами — кто умело, а кто и впервые, неловко. Возле них крутился Михаил, показывая, как с одного-двух ударов отсекать сучья.

Жарко стало!..