Круговерти

После двух кружек чая распарился Михаил окончательно. Поблагодарил хозяйку, едва сдержался, чтобы не обнять ее.

Шапку на лохмы свои набросил и сказал, пожимая плечами:

— Гляжу и удивляюсь: какая-то ты не от мира сего. Хоть бы заругалась, что ли. И сердиться, наверное, не умеешь? Свалилась ты на мою головушку! Ладно, побегу! А то у меня ледник в хате, хоть малость подтоплю…

Роза оделась и, радостная, вышла проводить.

Хрумкали по подмерзшему снежку. Весело шагать в теплых, подсушенных у печки валенках! Едва различимые домики леспромхозовцев разбросаны по склону, чернеют то выше, то ниже, а местами толпами сгрудились, чтобы не скучать ночью. Шесты на крышах похожи на антенны.

Роза любовалась небом и таежной тишиной, которую, казалось, легко расколоть на глыбы одним звуком. Но больше всего радовалась, что рядом Михаил. Варежкой стряхнула с его плеча крошки снега, упавшие откуда-то с ветки, и залилась смехом. Откликнулись, выскакивая из дворов, собаки.

Взявшись за руки, Михаил и Роза скатились с горки и побежали до следующего переулка…

Что-то непонятное творилось в душе. Михаил уловил в себе разбушевавшуюся вольность, не отпускал смеющуюся девушку. А когда простились наконец, он метнулся вниз, дырявя валенками нетронутый снег и увлекая за собой свору собак. Однако не все за ним ринулись, и Роза перепугалась оставшихся.

— Миша-а! — крикнула пронзительно. — Постой, вернись!

И поспешила к поднимавшемуся навстречу Михаилу.

— Смотри, сколько их…

— Да не укусят! Не бойся, глупая… Ну пойдем, моя очередь провожать!..

Девчат в комнате не было — не явились с танцев.

Роза скинула с себя меховую куртку. Румянец ее щек бросился Михаилу в глаза, и он вздохнул с досадой: жаль, что намного старше ее. С темными, гладко причесанными волосами, с губами, как брусничные ягоды, была она такой свежей, как на картинке!..

Михаил прикрутил керосиновую лампу, и тень его на стене сдвинулась в ее сторону. Роза обомлела от приятного испуга, прижала обе ладони к горящим щекам, боясь поднять голову. Он лишь слегка коснулся ее волос и нежной наклоненной шеи. Но и этого было достаточно, чтобы вскинуть на него взгляд, переполненный радостью… Медленно и неслышно встала, прильнула к груди Михаила. Упала табуретка, и, вздрогнув, они оглянулись.

Задыхаясь в поцелуе, Роза вдруг встрепенулась: а если подружки нагрянут?

Сдерживая неровное дыхание, Михаил тоже прислушался.

— По-моему… скачут твои. Слышишь, разговаривают?

— Они, — кивнула Роза и, выскользнув из рук Михаила, отошла к окну, поправляя волосы. Прибавила свету в лампе, посмотрела на Михаила, не зная, как теперь быть.

— Пусть, — сказал Михаил, прислушиваясь к смеху за окном.

— А может, успеешь уйти?

— Не буду я прятаться… Жены у меня нет, я свободный. Пусть!

Он сел на табуретку и уставился в мутное окно…

12

В предрассветном воздухе темными сторожами по-выстраивались сосны. Вершинами они почти доставали ползущие белесые облака, и казалось, что-то мешает им подняться еще выше, поэтому и гляделись угрюмыми.

Рассветало неохотно, но все же день наступал.

Замелькали хлопья снега. Они напомнили Михаилу, стоявшему у окна, что нет больше у него семьи, а есть Розка, которой он не пара и которая теперь рябит, мельтешит перед глазами, как этот снег…

Михаил оцепенело сунул ноги в подсушенные, испачканные печной известью ватные штаны и умылся.

Небо очищалось, снег сыпался реденький, потом совсем перестал. Защебетали птицы под ледяными гроздьями острых сосулек. Как апельсин, приподнималось солнце из тумана над седыми дальними хребтами. Тени от деревьев и домов обозначились на светлом снегу. Ленивую тишину вспорол трактор, дырчавший на крутизне.

Михаил доел из кастрюльки холодные картошины, схватил сумку, шапку. Глянул в обломок зеркала — эх, побриться не успел! Голова окосматилась, физиономия неухоженная, а все равно веселая…

К разделочной эстакаде прибыл немного с опозданием. Бригада вовсю грюкала топорами, обрубая сучья. Пошутил, чтобы загладить вину.

Вальщик, собиравший профсоюзные взносы, подкатился к Михаилу и сообщил, что через час начнется совещание бригадиров.

Роза со стороны поглядывала на Михаила, как он спорил с профсоюзником, и улыбалась. Заметив ее, Михаил не прямо, а кружным путем подобрался к ней, хмурясь для видимости. Выбрав подходящий момент, тихо предупредил:

— Сегодня… жди. Понравилась брусничка! Еще есть?

— Есть, — озарилось лицо Розы, вспыхнувшее как от огня.

И как она воскрылилась, стала стучать топором по лапнику — просто на удивление!..

Михаил подходил к другим женщинам, указывал на промахи. Распорядился, чтобы до вечера поработали без него, и зашагал по глубокому снегу к конторе.

В красном уголке на длинных скамьях уже сидели бригадиры. Михаил поздоровался с каждым за руку. Делились новостями, заботами, бедами.