Круговерти

— Понятно, — кивнул Аникей. — Если желаешь, то помогу, паря. Едь-ка ты в Пермь. Адрес я найду, хороший человек, знакомый моей сестры. Письмо мне недавно прислал: у него «Москвич» последнего выпуска, новый, а хочет «Волгу». Спрашивал, не возьму ли? Да на кой она мне.

— Слушай, Аникей, — заговорил Михаил, — знакомец твой сколько ждать может?

— С месяц-то потерпит.

— Ты отбей ему телеграмму. На вот тебе. — Михаил вытянул из кармана пятерку. — Подробно напиши — есть, мол, человек, друг, слышь?

— Это можно. Завтра, ладно уж, схожу и отобью.

— Да ты сегодня!..

Дуся страдальчески глядела на Михаила, упрашивавшего Аникея. А тот заволновался, подогреваемый желанием сегодня, хоть сейчас, обрести себе драндулет. Уставился на плешь хозяина, который ленился встать со скамейки.

— Если так, Аникей. Раз подваливает удача… я сейчас бегом за пивом! Ты сиди! Дуся, ты тоже! Не уходите оба. Или мы не казаки?

— Ой, пойду, мужики, пейте сами, — отказалась Дуся.

Михаил с бидоном кинулся к огням поселка, ватник распахнулся — из груди жар. Наконец-то! Теперь-то он не голым прикатит, а на собственной машине. Пусть тогда позавидует жена-изменница… Эге, жизнь становится интересней!..

Споткнулся нечаянно и поехал с горы, тарабаня пустым бидоном по ледяной дорожке, пока не ткнулся в пухлый сугроб. Выскочил весь в снежных лепешках, как в простокваше. Встречные отскакивали, думали — пьян человек… Но вот заметил он смеявшегося над ним мальчугана и замер, всматриваясь в него. Показалось, что перед ним Илюша. Поднялся — качнуло в сторону, сердце сжалось от горя. Ссутулившись, он медленно под вой ветра побрел к столовой…

14

Роза переменилась за эти дни, щеки впали — не узнать. Она всегда терялась, когда без стука вламывался к ней Михаил.

— Сядь, — торопливо придвигала ему табуретку.

Он приглашал и ее сесть рядом, будто она была в гостях.

— Тоска заела, — признавался.

— Что же тебя мучает, миленький? — участливо спрашивала Роза.

— Наташка, бывало, тоже, когда с животом дутым носилась, все наглядеться на меня не могла. А потом… Нет, — спохватывался он, — ты лучше ее. В тысячу раз лучше.

Удивленно смотрел на ее новую короткую стрижку, жалел о тех опрятно сложенных на затылке темных, гладко причесанных волосах, что были заплетены в толстую косу.

— Дуся Пономарева за тобой приглядит. Я договорился с ней. Держись комендантши… И не больно ходи вслепую, не то не убережешь наше богатство. А я… извини. Дерну отсюда.

Он обнял ее за талию, когда Роза со вздохом встала.

— Улыбнись, ну! Или не умеешь?

— Я не держу тебя…

— Устроиться надо, оглядеться. Сама понимаешь… Подожди здесь немного.

Роза опустила голову, отвернулась, пряча душившие ее слезы. Михаил успокаивал неумело, будто давно уже разучился это делать.

— Я… все равно буду любить. Я люблю тебя, миленький… Поезжай, поезжай, конечно, — неутешно плакала, обессиленно садясь к столу.

Вроде бы свободен он, отпускает. Да как же ее такую оставишь? Кому нужна она с животом и кто теперь о ней позаботится, если его не будет? Другой бригадир не расщедрится. Зарабатывать будет тютельку. Тогда и вовсе расхандрится…

Михаил оделся и вышел от Розы с тяжелым чувством, словно белый свет помутился.

15

— Глаша, Аксинья! Трактор прет, поторапливайтесь, телки-метелки!

Михаил подошел к Розе. Разгреб валенком место, утоптал, чтобы в сугробе не стояла.

— Ты по погону, по погону руби.

— Как? — чуть слышно спросила Роза.

— Дай-ка… Забыла инструктаж? Учил, учил… Что это с тобой нынче? Будто впервые топор держишь.

Смотри… Топор к стволу прижимай, не ляскай им, абы стучать. Не оставляй мутовок. Счесывай, не болтай зря рукой — вгоняй и вгоняй половчее. Гляди, как твои подруги действуют.

Но Роза молчала, поджав губы. И Михаил понял, что напрасно учил ее практике: не до того ей было. Девчата сели погреться к костру, а Роза отошла в сторону.

— Что же ты, Михаил? — заругала его Аксинья. — И не пожалеешь. Зови ее, окоченеет девка!

— Рябину небось к чаю рвет.

— Какая уж там рябина, когда места себе не находит!

Он всадил топор в дерево и поплелся к Розе. Привел ее.

Отогревшись, подшучивали друг над другом.

— Мне бы, эх, такого, чтоб убиваться! — заливалась бисером Аксинья, расширяя ноздри от смеха. — Передыху чтоб не было в любви. Да жаль, перевелись мужички!

Михаил, с опаской поглядывая на беременную Розу, сдвинул на затылок шапку, старался сам отвлечься и других рассмеять.

— Вот раньше была любовь — это да-а!.. Задумал отец женить сына — стукнуло тому восемнадцать… Нашли ему невесту, свели их ночью. А жених-то и утек, прибегает к отцу. «Ты чево?» — отец спрашивает. «А ну ее, — говорит сын и кулаком под носом вытирает. — Бьется шибко, лягается!»

— Сатана, а не Мишка! — хохотали женщины до слез. — То ж на Вологодчине твоей, а ты нам про море Черное сказывай! Неужто у вас в марте яблоньки цветут, так рано?

— Редиской в феврале торгуют.

— От где рай, ты по-ду-май!

— Слушайте брехуна!

— Ну во-о-о-т, неверующие фомки. Говорю же, что так…

За смехом и шутками не заметили, как подошел к ним Борщов.

— Перекуриваем, сучкорубы? Дров много стопили?

— Грейтесь, товарищ начальник!