Майкл Тейлор был настоящим ученым, археологом, причем, потомственным. Его даже родиться угораздило в археологической экспедиции в Тунисе, в которой участвовали его родители. Не участвовать было нельзя. Экспедиция была первой в послевоенные годы, и попасть в ее состав было мечтой его родителей. Отец вообще хотел назвать своего сына Карфагеном, но мать благоразумно воспротивилась. Как будет чувствовать себя ее сын с таким именем вне археологической среды. Благоразумие победило, но Майкл почти никогда и не покидал ставшую для него навсегда родной атмосферу экспедиций, где постоянный поиск движет людьми и помогает преодолевать как бытовые трудности, так и реальные опасности. К своим пятидесяти годам он мог с гордостью говорить, что провел из них в экспедициях более тридцати пяти. Остальные ушли на учебу. И то в каникулы он всегда приезжал к родителям, которые вслед за своей увлекательной работой постоянно меняли страны и континенты.
Когда его экспертное мнение потребовалось университету, где он имел честь изредка читать лекции, то его не стали вызывать из Сицилии, где он в данный момент участвовал в очередных раскопках, а послали подробное письмо с приложением к нему копий снимков.
Получив объемистый пакет, уважаемый профессор порадовался дважды. Во-первых, тому, что его не вытащили из экспедиции в университет, где надо было бы читать лекции. Преподавательскую работу в этой ее форме он очень не любил. Лекторского таланта ему Бог не дал. Выручала его на лекциях лишь увлеченность. Почти на каждую из них он приносил одну из своих археологических находок. Показав ее аудитории, а то и дав подержать в руки будущим коллегам, потом, глядя на нее, он начинал рассказывать об этом предмете, месте, где он был найден, возможном времени изготовления, людях, которые могли его сотворить, эпохе, в которой они жили, да и еще много о чем. Сам этот рассказ начинал его увлекать, и он не замечал, что время лекции уже подошло к концу. Студенты знали об этой его слабости, принося на экзамены какую-нибудь археологическую вещицу, они показывали ее профессору. Тот забывал о том, что в этот день сам должен задавать вопросы, и начинал вместо этого читать очередную лекцию.
Второй причиной для радости был профессиональный интерес. Чутье, которое у него, безусловно, было, подсказывало ему, что снимки содержат очень ценную информацию. В отличие от других специалистов, изучавших снимки, он сразу понял, что местонахождение сооружения и наскальные рисунки, его изображающие, совсем не обязательно должны находиться в одном месте. Более того, они просто обязаны были быть в разных, и весьма удаленных друг от друга местах. То же касалось и человека, нашедшего таинственный предмет. Его память могли увековечить на стенах каких-нибудь культовых сооружений, но никак не в примитивных наскальных рисунках. Наоборот, наскальные рисунки могли быть созданы людьми, которые по какой-то причине оказались надолго или навсегда оторваны от родины. Они могли создать их как напоминание своим потомкам, о том, чему когда-то сами были свидетелями.
Находясь далеко от родных берегов, профессор Тейлор не смог принять участие в тех дискуссиях, что шли по вопросу о снимках, но его послание по этому поводу было принято во внимание и по достоинству оценено. Де-факто он, сам того не подозревая, стал идеологическим лидером в предпринятых по поводу снимков исследованиях. Так что нет ничего удивительного, что именно ему было предложено отправиться в Москву в составе маленькой делегации, чтобы попытаться навести мосты между первооткрывателем снимков и теми, кто хотел изучить их происхождение, а также отыскать прообразы, толкнувшие древних художников создать на скалах свои шедевры.
Члены делегации впервые собрались вместе в кафе римского аэропорта непосредственно перед вылетом в Москву. В ней оказалось всего трое. Сам Майкл Тейлор, Селина Рендольфи, назвавшаяся переводчиком, и коротко стриженый молодой человек крепкого телосложения Дик Лайт, представившийся специалистом по древним рукописям. Делегации предстояло принять участие в небольшом семинаре, проводимом Институтом археологии Российской академии наук, а заодно побывать в Москве в Государственном историческом музее, чтобы завязать контакты с неким Виктором Брагиным, к которому сходились все нити этой истории.
Все трое летели налегке. Профессор с небольшим рюкзаком, девушка с большой дамской сумкой и специалист по древним рукописям с маленьким чемоданчиком на колесиках. В Москве делегацию никто не встречал, но Дик Лайт уверенно подошел к стойке зала прилета, где арендовал автомобиль вместе с водителем на все время пребывания делегации в столице России. Каждый из прибывших, конечно же, водил машину и мог взять автомобиль без водителя, но все они хорошо понимали, что тогда сразу столкнутся со сложностями парковки и сохранности этого средства передвижения в стране нарождающегося капитализма. Лучше было бы не рисковать.