Krupnyakov_Arkadii_Est_na_Volge_utes_Litmir.net_259280_original_51f74

— Про мужа не слыхать?

— Где уж... Сколько людей побито, сколь перевешано.

— Мужики в деревне есть?

— Мало. Многия за Левкой ушли. Бабы в лесу хоронятся. А мне с малым дитем туда не ходить.

— Живи здесь. Даст бог, вернусь...

Поев пареной брюквы с хлебом, Мирон начал прощаться.

— Отдохнул бы. Утром молочка надою...

— Надо итти. Там люди ждут.

На Аигаше снова многолюдие. Ватажники живут в старых землянках, нарыли много новых. Пронька прочитал Илейкино письмо, сплюнул:

—■ Задурил ему Никон голову. Север, север. А что, север? Нынче здесь драться надо. Разина осуждает, а сам...

— Кто это?— Мирон кивнул на незнакомого мужика,

спящего на нарах.

— Ивашко Костятинов. Прибежал из-под Арзамаса. Казак справный, получше Илейки, пожалуй, будет. Про тебя спрашивал.

— Откуда знает? ^

_ Поп Савва грамоту тебе послал. Эй, Костятинов!

Мумарин появился.

Казак поднялся, пошарил за пазухой, достал листок, сунул Мирону в руки и снова опрокинулся на нары.

— Пьян он ныне...

Мирон подошел к коптилке, развернул листок.

«Мирону, сыну Федорову, в руки. Мирон, приходи суда, мне атаманы добрее зело надобны. Будем гнусь бить, здесь до Москвы ближе. Илейку зови тоже. Ота* ман Алена, Писано под Красной слободой, что у Темни* кова. Приходи».

ДОРОГАМИ МЕСТИ

I

Вся саранская черта полыхала огнем крестьянского восстания.