Krupnyakov_Arkadii_Est_na_Volge_utes_Litmir.net_259280_original_51f74

На Аленку и ее спутников никто не обратил внимания. По селению ходили люди, горланили петухи, мычали коровы. Долго искали землянку матери, и если бы не кузница и ковальный станок, то бы вряд ли нашлл. В кузне кто-то не торопясь звенел молотком о накеваль-ню, над худой крышей вился дымок.

Землянку не узнать: вместо рогожи — новая тесовая дверь, большое слюдяное окно, над крышей высекая труба.

Аленка дернула дверь — заперто. Постучала в оконце и услышала до боли знакомый голос:

— Это ты, Еремкд?

— Открывай, Мотя!

^Мать приоткрыла дверь, но увидев незнакомых людей, захлопнула, набросила крючок:

— Проходите, проходите. У меня постоялец уже есть.

— Пусти, Мотя. Мы от дочки твоей, Аленки.

Дверь долго не открывалась, потом внутри вспыхнул

©вет — мать зажгла лучину. Наконец, крючок скинули, в землянку протиснулись казаки, за ними Аленка. Землянка. вроде стала просторнее. На месте нар, на которых когда-то спала Аленка, стояла кровать. Мать тревожно смотрела на вошедших: она постарела, поседела, но выглядела вроде бы крепче, одета была лучше. Светец с лучиной освещал землянку слабо, но Мотя заметила, что пришельцы с саблями. Особенно пристально она рассматривала Аленку, но глядела не на лицо, а на пистоль за поясом, богатый кафтан и боярскую шапку.

— Где дочка твоя, знаешь?—спросила Аленка, чуть изменив голос.

— Пропала она,— тихо ответила мать.— Четыре года тому.

— И вестей не было?

— Не было.

— А разве Илья из Москвы не заходил?

— Много тут нынче людей ходит — всех не упомнишь.

Аленка хотела, чтобы мать сама узнала ее, и подошла к светильнику. Слепка ударила пальцем по угольку на кончике лучины, он упал в корытце с водой, зашипев. Лучина вспыхнула ярче, осветила лицо. Мотя плянула в глаз-а Аленке, протянула к ней руки, прошептала:

— Доченька, ты?

— Мама!—Аленка не вытерпела, бросилась к цей, прижала ее худенькое тело к груди и начала целовать в щеки, в губы, в глаза.

Скрипнула дверь, вошел молодой, высокий, чуть сутуловатый парень с русой челкой на лбу, перехваченной тонким ремешком. Увидев вооруженных люден, подался было навад, но Мотя опередила:.

— Это, Ерема, дочь моя вернулась. Аленка.

Еремка ошалело глядел на троих, ничего не понимая.

— Ну это я, — весело сказала Аленка.—Ты что, девок в портках не видел?

Еремка улыбнулся широко и пробасил:

— Ну, слава богу, дождались. А то мы ужо все жданки съелн,— и сунул Аленке в руку огромную мозолистую ладонь.

— Ерема — постоялец мой,— утирая глаза концом платка, сказала мать.— Он, Алена, как и батя наш кузнец. Мир поставил его ко мне вместо сына.

— Живем, слава богу,— Еремка снял фартук.— Гости, поди, голодны?

— Я сейчас, сейчас,— засуетилась Мотя и кинулась из землянки.

— А Заболотье шибко разрослось,— сказала Аленка, снимая кафтан и садясь за стол.— Откуда люди?

— Из разных мест. Идут и идут.. Сперва Логин в списки писал, теперь бросил. Показываться сюда боится.

— А барин?

— Андреян-то Максимыч? Я его и не видывал совсем.

— Не боитесь его. Строг ведь больно.

— Ныне не поймешь, кто кого боится. Не то мы его, не то он нас. В слободе стрельцов полсотни держит, а ярыг наемных так не счесть. Тюрьму построил, усадьбу тыном остроколым загородил. Ему не до нашего Заболотья.

— Люди что думают?

— А что думать. Мы Степана Разина ждем. Тут недавно слухи прошли, идет-де на Темников атаман-баба по имени Алена. Мы уж, грешным делом, думали, что ты. Но потом узнали: атаман эта — монашка, старица.

Вошла Мотя, засуетилась около стола. Появились рыбные пироги, соленые грибы, квас и даже молоко.

— Садитесь, гости дорогие, ужинать будем.—Мотя разлила по мискам квас, накрошила туда хлеба,_забе-лила молоком. Когда принялись за ужин, спросила:

— А молодцы-то, Аленушка, откуда?

— От Степана Разина, мама.

— Прямо от самого?—спросил Еремка.

— Ну, не совсем прямо... Поднимать вас на бояр пришли. Пойдете?

— Да я хоть сейчас1 Только...

— Что только?

— С мамой как, с тобой?

— Ему меня мир доручил,— разъяснила Мотя.

— Стало быть, меня люди ждали?

— Верили. Придет-де Аленка, принесет из Москвы на бояр и воевод управу. Потом забегал сюда некий Илейка — сказал, что. ты жива, но управа будет не от тебя, а из иного места. И про Разина намекнул. А недавно, я уж говорил, про старицу Алену слух прошел. Говорили — она близко. Ее теперь ждем.

Аленка усмехнулась, спросила:

'— Вдруг придет, Еремка, сюда старица. Ты под ее руку встал бы? Куда не верти — баба.

— Если за нею иные-прочие идут... Нам теперь, девка, одна доля: либо в омут головой, либо на бояр.

— Тогда готовься. Завтра пойдем Андреяна зорить!

— Ух ты! Стало быть, старица близко?

— Совсем рядом. Вот она — я!

Еремка приподнялся, заморгал ресницами:

— Ты в монашках что ли была?

— Всего один месяц.

— Дак какая ты старица? Ты же молодая, красивая.

— В монастыре, Еремка, в зубы не глядят. Как косы обрубят — так и старица. А у меня, видишь, кос нету.

— От дела-а,—удивился Еремка. — Дела как сажа бела.