Крушение Германской империи. Воспоминания первого канцлера Веймарской республики о распаде великой державы, 1914–1922 гг.

На следующий день, 7 ноября, было заседание президиумов партии и фракций рейхстага. Рабочие и солдатские Советы были «запрещены» так же, как и назначенные на этот день собрания. Я еще раз и еще настойчивее требовал, чтобы мы ушли из правительства. События разворачиваются так катастрофически, а правительство так нерешительно, что мы не можем больше нести ответственность. Вельс был вполне согласен со мной. Кто знает, что даст завтрашний день, мы не можем брать на себя ответственности за кровопролитие. Давид: «Уход в настоящий момент нам нисколько не поможет. Отречения императора до вечера не добиться». Браун говорит то же, что я и Вельс. Приходим к соглашению, что император должен уйти до полудня завтрашнего дня. Относительно назначенных на сегодняшний день собраний, правительство должно дать указания военным и полицейским властям для того, чтобы те не делали глупостей. Что собрания должны состояться, разумеется само собою. Необходимо усиление социал-демократии в правительстве, следует также предложить независимым вступить в кабинет. Если правительство будет все еще медлить, то социал-демократы должны будут уйти в отставку.

8 ноября 1918 года в 5 часов вечера заседание кабинета. Император, конечно, еще не отрекся. Вокруг люди сильно озабочены положением, которое установится после отречения. Кто тогда будет королем или регентом? Однако, кто бы это ни был, окажется ли подлежащее лицо тем самым также и главою германских союзных государств? А в то время, как предаются этим странным рассуждениям, здание империи трещит со всех концов, во всех углах.

Между тем президиум Социал-демократической партии все время поддерживал теснейшее общение с представителями социал-демократов в крупных берлинских предприятиях. Эберт все время держал меня в курсе положения. Я был твердо убежден, что начавшего катиться камня не остановить. Изголодавшихся, изнервничавшихся за долгие годы напряженности, преследования и травли рабочих, особенно больших предприятий, нельзя было больше успокоить. Эберт до последней минуты думал, что можно избегнуть общего восстания, если сейчас будет заключен мир и сделаны политические уступки. 8 ноября вечером я участвовал в заседании представителей предприятий, происходившем в зале заседаний президиума партии, я хотел ближе ознакомиться с положением дел на фабриках и заводах и доложить о нем, поскольку его можно было усвоить, находясь на Вильгельмштрассе.

Мне стало совершенно ясно, что должно произойти чудо для того, чтобы берлинские рабочие не оказались завтра утром на улице. Я говорил об огромном потоке крови, который льется с 1914 года, и самым настойчивым образом просил не делать ничего, что повлекло бы за собой новое кровопролитие. Насилия не должно быть ни в коем случае, если поставленная цель может быть достигнута мирным путем.

«Я еще не теряю надежды, — сказал я, — на то, что император до завтрашнего утра отречется, и будут сделаны заявления по поводу других требований, предъявленных рабочими и солдатами по всей империи. Коль скоро император до завтрашнего утра не отречется, я уйду из правительства, чтобы быть вполне свободным».

Из того, что с величайшим спокойствием и обдуманностью говорили представители предприятий, мне стало совершенно ясно, что 9 ноября берлинцы выступят.

«Не позволять стрелять»

В последние дни перед 9 ноября я непрерывно старался в кабинете и в беседах с отдельными членами правительства окончательно выяснить положение. Я высказывал определенную надежду, что социал-демократическим рабочим удастся избегнуть кровопролития, если войска, которые еще могут бороться за императора, не начнут стрельбы.

Я не верю в то, что в Берлине и его окрестностях могут найтись такие войска. События 9 ноября доказали, что в Берлине действительно не было ни одного человека, готового на борьбу за императора. Войска решительно перешли на сторону рабочих. Где были в Берлине верные императору организации, где были офицеры, которые хотя бы единым словом вступились за императора? Да куда вообще делись офицеры и верные императору политические деятели? Ни один человек не видел и не слышал тех, кто позднее стал так храбро говорить и писать.

День крушения

Рано утром, 9 ноября, я позвонил по телефону помощнику статс-секретаря Ваншаффе и спросил его, отрекся ли уже император… «Еще нет, но мы ждем отречения с минуты на минуту». — «Я жду еще один час, и, если он не уйдет, ухожу я».

Около 9 часов я снова позвонил в государственную канцелярию. «Нет еще; может быть, в полдень». — «Мне не нужно так много времени для решения. Пожалуйста, скажите канцлеру, что я оставляю должность. Через четверть часа вы получите письменное заявление… Не следует спешить? Извините, прежде всего, не следует медлить до тех пор, пока станет поздно».

Вскоре после 9 часов утра мое письменное заявление об отставке было на Вильгельмштрассе. Оно гласило:

«Берлин, 9 ноября 1918 года.

Господину имперскому канцлеру.