– Ничего, выживем. И по одному выживем. Козлом станем, но выживем, – уверял он меня.
– Ты будешь русским козлом, а он – русским иммигрантом, например, русским китайцем. А выживешь или нет, – это ещё вопрос.
– Выживу, а потом опять человеком стану, как в той сказочке про Иванушку-дурака.
– Выжить-то ты выживешь, даже разбогатеешь. Да вот только за частную собственность человек, скорее всего, деньги отдаст, а за родину надо жизнь отдавать. Стало быть, за родину богатенький будет откупаться, но жизнь не отдаст, а предложит тебе это сделать. А если жизнь не готов отдать, значит, не любишь ни родины, ни народа, в ней живущего. Такой человек – чужой во всех отношениях.
Смеркалось, меня клонило к более лёгкой теме, а мой собеседник с умным выражением лица продолжал бойко витийствовать о больших переменах. Тень от горевшей настольной лампы, проецируясь на стене, изображала некое подвижное существо с выступами на голове, с вытянутой бородой и горбатой спиной.
«Козодой, Козлодуев», – почудилось мне. Я перевёл взгляд на Христофора и удивился: передо мной моталась голова, похожая на козлиную: с двумя разворотами чуба, магическими разрезами голубых глаз, вытянутым огромным носом и трясущейся бородой. Эта голова что-то мемекала на современном, но непонятном мне языке.
«Оборотень, перевернулся!» – стегануло меня догадкой. Я уставился на странно преобразившегося Христофора и мысленно перекрестился.
«Да не тот ли это козёл, что в огороде беспорядок творил? И у этого точно такие же повадки. Может, пришёл мне отомстить? Видишь, умный какой! Мнёт и месит всё подряд. Мало ему моего огорода, он всю жизнь хочет перекроить, перекопытить».
Чтобы перепроверить, явь это или наваждение, я предложил двуликому существу выпить ещё по одной. Оно качнуло кучеряво-кудлатой головой и легко согласилось пройти тестовую проверку. Козлочеловек взял двумя широко расставленными твёрдыми пальцами стакан вина, вбросил разом содержимое вовнутрь чрева и заморгал глазами.
Рогатое существо с упрямо козлиным наклоном головы рвануло в дверной проём, и мы вытолкнулись вместе из дома. Во дворе на лужайке спокойно пощипывали траву и высокомерно посматривали на нас молодые козлы разбойного стада. Я придирчиво осмотрел каждого из них и не нашёл ничего предосудительного. Самый докучливый козёл тоже был в стаде и сытно разжёвывал травку. Окончательно сжившись с козлиными ликами и почёсывая правой рукой затылок, я стал размышлять о случившемся.
Твёрдую сухую землю громко простукивали ботинки уходящего прочь Христофора – пастуха, философа, визитёра. Уходил он в направлении деревни Слепцово. Видение козлиного духа исчезало, уплывало и рассеивалось, как туман. Я потрогал бороду и щетиной заросшие щёки и тут же подумал, что пора бриться.
Космогония Земли
От многократных бестолковых реформ сельской жизни за одно столетие скукожилось, а потом и совсем исчезло товарное производство в отдалённом уголке Смоленской области. Называть не будем, в каком, – их много таких, обездоленных кем-то сильным, непостижимо упрямым, чужим и далёким, почти неземным.
Теперь здесь лесное хозяйство. Пашни давно заросли нехлебной травой и дикорослым лесом, деревни исчезли или превратились в одинокие хутора. Дикости вместе с природой и в человеке становится больше: работящий мужик потерял заработок, с техники перешёл на ручной труд, выпал из общества и стал свободным и самостоятельным, как при царе ещё говорили: «Гол как соко́л», «Одёжа, что на коже, да хлеб, что в требухе».
Вместе с тем, в местах теперь первозданных стал появляться, как гриб после дождя, крупный городской собственник. С дальнего расстояния он начинает строительство новой жизни. То в одном, то в другом лесном уголке вырастает фундамент солидной постройки. Неужели на земле объявился хозяин?
Два егеря, согревшихся не от костра, наперебой рассказывают были, с ними случившиеся в здешних местах. Один – седовласый и крепкий как дуб, другой – тёмноусый и гибкий как ива. Стоят друг перед другом лицом к лицу, наперебой хвалятся, раскачиваясь и переминаясь с ноги на ногу. Говорят с азартом, искренне, как на духу, как будто так и было.
Из их пересказов можно понять, что медведь и кабан – самые опасные, внушающие страх животные. В момент встречи на них шерсть встаёт дыбом, и у охотников волосы на голове шевелятся.