– А что может быть лучше русского человека? Вот, например, дед Нефёд. Трудно ему, так он покрепче ругнётся, поворчит, но родину не оскорбит, не тронет и не продаст. Здесь у него грудь колесом. Вот за эту силу духа и уважаю я простого русского человека, ведь главный смысл жизни – в сохранении её русла.
– Да, это верно. Есть великое чувство родства, рода, оно, как тоска по Родине. Война разбросала родных и близких. Прошло уж немало лет, но люди ищут друг друга, ищут потерянное, отнятое. Иногда одна лишь случайная схожесть фамилий и совпадение обстоятельств жизни подают надежду, вызывают потоки переживаний. Иногда ищут и вовсе без надежды. А как родители ищут детей, как дети ищут матерей и отцов своих? Человек, пока он ещё человек, не может без этого святого чувства. Отрекающийся от него, отрекается от себя, и нет ничего тяжелее, чем возвращение назад, к самому себе.
– Не меньше, чем война, город разорил деревню. Много взял из деревни и почти ничего не вернул, кроме телевизора и электричества. В городе и людей, и домов много, но безродность и бездомность не устранены. Город материально окреп, а духовно ослаб. А деревня духовно не слабеет. Вот опять же наш земляк, смоленский, Александр Трифонович Твардовский, родом из деревни. А наш современник, Иван Васильевич Рыжиков, тоже со Смоленщины. Я хорошо помню его недавно написанные стихи, Послушай, батя:
– Или вот ещё одно. Как всё верно подмечено! – Виктор с удовольствием прочитал стихотворение замечательного поэта-земляка:
Разговор сына с отцом подытоживал впечатления от проведенного в деревне отпуска.
Долгожданная встреча состоялась.
Время стремительно приближалось к разлуке.
Никто не знал, как судьба повернёт их жизни, разделённые огромным пространством любимой России. Не было бы этой любви, и жили бы они так далеко и отстранённо, как будто в двух разных государствах.
Но этому никогда не бывать: русский человек и в разделённом пространстве духовно родним красотой и вечностью, самой большой и доброй берегиней по имени Россия.
Рейс 337, Москва – Владивосток. Тёплая солнечная погода. Капитан экипажа дал команду включить двигатели. Кто-то из пассажиров сказал: «Затопил двигатели». Расстояние 7600 км. Высота полёта 10 000 метров. Замигал хвостовой габаритный огонёк. Слышен ровный, словно гортанный, рокот турбин. Загорелись верхний и нижний габаритные огни. Сзади встал в очередь самолёт на Тюмень.
Выруливаем на взлётную полосу.
Поехали! На лице у Виктора «гагаринская» улыбка.
Теперь эти взлёты и приземления надолго станут его воздушным мостом между прошлым и будущим, между радостью и трудом, между службой на благо большой и малой родины.
Городские радости
Зигзаг
Был день Восьмого марта. Мы поздравили женщин своей кафедры полусладким золотистым шампанским и небольшими символическими подарками. Шли по самому центру Лиственничной аллеи, с хорошим настроением, степенно, неторопливо.
– Весна! Дышите глубже! Отдыхайте! – говорил Александр Иванович, важно вышагивая впереди с высоко поднятой головой. Доброта для него – религия, его философия жизни, благодатная, безальтернативная, но не всегда осуществимая.
Снега уже не было, аллея чистая, свободная, движение транспорта здесь запрещено. Дружной группкой сослуживцев-товарищей двигались мы в сторону метро на станцию Петровско-Разумовская. Лиственничная аллея – это в четыре ряда растущие высоченные многолетние деревья, между которыми – широкая асфальтовая дорога и тротуары. Когда студенты идут на занятия, Лиственничная аллея – сплошной поток молодых, весёлых, красивых людей. Далеко слышен шум бодрых шагов и дробный стук каблучков.
Темнело. На тротуарах прохаживалась редкая парочка или появлялся торопливый студент. Нас обгоняли то слева, то справа, а один из прохожих мелькал впереди, делая зигзагообразные движения. В отличие от нас, у него не было определённой траектории движения. Он как будто бултыхался в тёмном пространстве Лиственничной аллеи: изгибался, оглядывался, пересекал широкую полосу дороги с левой на правую тротуарную дорожку и наоборот.