В который раз каждый из них, засыпая, погружался в свои раздумья. Раздумья, которые были желаннее сна.
Сегодня Егору Павловичу привиделось, как он, молодой, в кожаных перчатках, начищенных сапогах и в военной форме лётчика технического состава, с кокардой на фуражке и медалями на груди, вернулся победителем в родные края. Как его встречали в шалашной постройке Анюта Егоровна и маленькая светловолосая дочь. Как он рубил дом из белых еловых брёвен, точным ударом вонзая топор в древесину. Как жена обмывала водой его разгорячённую спину и вешала на плечо полотенце. Как тесина к тесине складывался свой дом, и начинала светлую, заманчивую жизнь его молодая семья. Как работал в машинно-тракторных мастерских, как родился один сын, а потом другой. Как жизнь незаметно, в едином замысле, пришла в сегодняшний день.
Утро следующего дня было сумрачным и раздражительным.
Егор Павлович, не находя занятия по душе, бесцельно мотался из избы в огород, из огорода – во двор, то и дело натыкаясь на Анюту Егоровну, которой это явно не нравилось. Вначале она напустилась, что он плохой хозяин и везде беспорядок. Потом напомнила ему, что у него плохая память, и он не знает, где оставляет вещи. Потом не понравились пустые бутылки из-под вина, стоявшие на крыльце. Егор Павлович всё это терпел, иногда давая отпор, однако вывести себя из тупикового состояния не мог. Наконец догадался сходить за водой, накормил собаку и отвязал её погулять. Та сорвалась в азарте за курицей и придушила её в кустах.
Анюта Егоровна распалилась до гнева и сказала, что его собаке, как и курице, пора голову отвернуть.
Орлов, вспомнив, что оставил в гостях ружьё, нервничал и переживал.
Погода за это время тоже испортилась. Дул сильный порывистый ветер, в воздухе летали кусочки бумаги, пуха, перьев и пыли, с деревьев срывались ослабшие зелёные листья и, беспорядочно кувыркаясь, уносились прочь. Куры раскудахтались, кот толкался в доме из угла в угол, и Анюта Егоровна сказала в сердцах:
– Ну, разыгралась нечистая сила!
– Окна надо закрыть, а то фрамугу сорвёт, – примирительно заговаривал Егор Павлович.
– Вроде такого никогда не было, – обеспокоенным голосом отвечала Анюта Егоровна.
– Батя, смотри, железный лист с крыши сорвало, – прибежал из сада Виктор со взъерошенными ветром волосами.
– Похоже, буря начинается, – подытожил Егор Павлович. – Вон пыль над дорогой несёт.
Высоко поднятый столб пыли, раскручиваясь на одном месте, начинал набирать скорость, начисто подметая дорогу и увлекая вверх мелкие кусочки грязи.
Раскрутившись во всю свою мощь и потеряв устойчивость, он сполз с неё и прошёлся по лугу, вырывая траву и бросая её хлопьями вверх.
– Смерч, батя, пошёл, – предостерегающе выговорил Виктор.
– Сейчас наделает беды, – испугалась Анюта Егоровна.
Смерч чесанул по лугу, развалил кладку соседских дров и ворвался во двор Егора Павловича. Зацепился за ветвистую липу, попавшуюся ему на пути, рванул и в один миг выбросил в сторону. Липа, как пушинка, поднятая вместе с корнями, оказалась возле крыльца.
– Господи, что же творится! – запричитала Анюта Егоровна.
Орлов метнулся на улицу.
Смерч уже работал в прибрежном лесу, ломая стволы старой ивы, оставляя просеку из изуродованных деревьев. Прошёл метров тридцать, запутался в кронах деревьев, угас и исчез.
Выдернутая ветром липа нелепо и беспомощно лежала посреди двора с оборванными корнями.
Большое пустое пространство в густо разросшейся аллее дыркой зияло на жёлто-сухой земле. Всё произошло так быстро и неожиданно, что трое людей, окружив упавшую липу, не могли взять в толк почему это случилось.
Двадцатилетнюю липу, глубоко пустившую корни в землю, дававшую лечебные цветки, укрывавшую от холода и жары, защищавшую от ветра и пыли, загубил за одну секунду дикий, необузданный ураган.
– Хорошо на избу не пошёл, а то крышу сорвал бы, – уменьшал горечь утраты Егор Павлович.
– Ах, липушка моя жалкая! – не унималась Анюта Егоровна. – Что с тобой сделали?
Она трогала руками обратную сторону листьев, неестественно опрокинувшихся вверх, трогательно гладила пышные гибкие ветки.
– Что же нам делать с тобой?
Котик Тимка не удержался и выскочил из-под крыльца, опасливо забрасывая из стороны в сторону зад и выгибая маленькую пушистую спинку. Мягким прыжком скакнул под упавшую липу и зашуршал её игристой листвой.
– Ах ты, пострел, и тут ты поспел! – обрадовалась его появлению Анюта Егоровна.
– Вырвали голубушку, а она ведь живая. Спит, красавица моя ненаглядная. Корни оборваны, не приживётся, наверное, – уже спокойнее и деловитее продолжала она.
– Не возвернёшь, не поставишь на прежнее место, да и не приживётся. В такие годы человек и тот не приживётся, – высказался Егор Павлович.
– Ничего, батя, главное, человек был бы хороший, – вставил Виктор.
– Из липы раньше ложки делали. Древесина мягкая, податливая, режется ровно и гладко. Кора легко отдирается. В общем, материал что надо, везде сгодится.
– Вот и я говорю, батя, был бы человек хороший, а место ему найдётся.