Кружево Парижа

Он подал мне стакан воды. И сам пил из другого стакана. Я выпила и повернулась к морю. Дорога передо мной казалась далекой, оттуда слабо доносились звуки машин и карнавального барабанного ритма.

Все мои чувства сосредоточились на Иззи: он стоял за спиной, целуя меня в шею и проводя пальцами по обнаженной спине.

На следующий день он улетал в Буэнос-Айрес, уже на рассвете, когда я уходила, стал собирать вещи. В шесть утра я открыла ключом дверь дома, взглянула в зеркало и улыбнулась: из поспешно собранных на затылке волос выбилось несколько непослушных прядей. Губы распухли, и подбородок покраснел от утренней щетины Иззи. Я сбросила туфельки, чтобы не будить Грасу цоканьем по мрамору, но через пару шагов услышала стук кофейника о конфорку. Про ванну и сон я забыла. Через два дня возвращаясь в Нью-Йорк, Исайя собирался по пути заскочить в Рио и пообещал задержаться. Нужно было подготовить Грасу и, как я понимала, признаться.

Когда я вошла в кухню, она сосредоточенно выжимала для меня апельсиновый сок.

– Доброе утро, Граса, – как можно непринужденнее поздоровалась я.

– Доброе утро, сеньора. Вы, наверное, проголодались.

На столе лежали фрукты, хлеб и джем. Она не ошиблась, мне страшно хотелось есть.

– Ты что, ждала меня всю ночь?

– Нет, сеньора, – пряча глаза, ответила она. – Когда я поняла, что вы не придете, я так за вас обрадовалась, что вскочила ни свет ни заря.

Она поставила передо мной стакан апельсинового сока.

– Обрадовалась? Не рассердилась?

У меня словно гора с плеч упала.

Она подняла свой стакан сока, словно шампанское, подождала, пока я присоединюсь, и мы со звоном чокнулись. Улыбнувшись, она отпила глоток.

– Сеньор Шарль сердился бы, что вы зря тратите жизнь.

Она осушила стакан.

– Прошло уже много времени.

– Он прилетает через пару дней, ненадолго, – нерешительно сообщила я.

Она взяла кофейник, наливая кофе сначала мне, потом себе, стараясь не смеяться.

– Он тот самый музыкант, американец.

– Понятно, сеньора. Мне нужно будет кое-что купить.

Граса ничего не сказала, когда я попросила положить дополнительный набор полотенец в ванную, только улыбнулась и прикрыла дверь в комнату для гостей. Она накупила продуктов и целый день перед приездом Иззи провела на кухне. Когда она готовила vatapá de galinha, тушеную курицу с креветками под соусом байя, по дому плыл запах кокоса и специй, потом томила молоко для пудинга. Я три раза одевалась и переодевалась, поджидая его к вечеру, наконец во время переодевания в дверь позвонили.

Когда я спустилась на кухню, Иззи, улыбаясь, потягивал свежевыжатый сквош из маракуйи. Он стоял рядом с Грасой, застывшей с чашкой бразильских орехов. Иззи обнял меня и расцеловал у нее на глазах. Потом водрузил потертый футляр на стол и извлек саксофон. И начал играть. Граса не шевелилась.

Закончив играть, он поклонился Грасе и мне.

Она была поражена.

– Объясни ей, что это моя работа. Я сочиняю музыку.

Я перевела.

Она посмотрела на меня застывшим взглядом.

– Вы не говорили, что он черный, сеньора. Он темнее меня.

Все это время она старалась не попадаться нам на глаза. Она готовила еду, подавала в столовой, но не садилась с нами и не требовала от меня внимания. Мы пропадали у меня в комнате, пунктуально появляясь к обеду и ужину или выбираясь на редкие экскурсии на пляж или в ночные клубы. К концу второй недели мы перецеловали и исследовали друг у друга каждый дюйм кожи, открывая для себя тайны тела и удовольствия.

Мы знали друг друга как свои пять пальцев, и наша связь была чисто физической.

А потом он улетел, а я с новым рвением принялась за работу. В следующие месяцы мы сумели встретиться еще три раза: в Чили, Венесуэле и Нью-Йорке.

Вернувшись, я огляделась и поняла, что пора уезжать. Рио уже не был прежним, как во времена нашего переселения.

В феврале 1964 года, когда я встретила Иззи, Бразилия была влюблена в Жуана Гуларта, президента с социалистическим настроем, однако богачам он не нравился, и с поддержкой американского «большого брата» в стране произошел военный переворот. Холодная война протянула свои липкие параноидальные щупальца из Северного полушария в Южную Америку.

Демократические правительства пали одно за другим, сменившись военной диктатурой: хунты возникали и множились, словно губительная зараза. Тридцать первого марта произошел переворот, и к концу года президентом стал военный диктатор Кастелу Бранку, который, не теряя времени, принялся за уничтожение демократии. В стране запретили все политические партии, кроме двух, а новая оппозиция оказалась никуда не годной. Люди начали исчезать.

Как бы в одночасье беззаботная атмосфера испарилась и демократия превратилась в привидение. В детстве я пострадала от жестокого режима Муссолини, потом пережила нацистскую оккупацию. И у меня не было ни малейшего желания переживать очередной беспощадный режим. В Бразилии меня ничто не задерживало. Иззи просто подсказал мне направление.