Кружево Парижа

Он теребил в руке ладью, потом бросил ее в коробку.

– Может, не мое это дело, Роза, я должен предупредить: дело плохо, совсем плохо.

Он поднял белого короля, который лежал на боку.

– Знаю, – вздохнула я. – И беспокоюсь.

– И играет на саксе совсем не так, как прежде. – Грег заколебался от неловкости, что критикует своего друга и работодателя. – То его уносит куда-то – в прекрасное и мрачноватое место, но публика начинает нервничать, – то вообще не в себе, так что и две ноты не свяжет. Если бы я не работал с ним давно…

Он замолчал и стал складывать фигуры.

– И все время злится, все время, – добавил он, складывая доску пополам.

Грег играл с Иззи очень давно. Он был верным другом. Ему можно было доверять.

– Пьет он.

Я ни с кем об этом не говорила, даже с Грасой, словно молчанием можно было что-то исправить. Но мне нужно было с кем-нибудь поделиться.

– И наркотики, наверное? – вполголоса спросил Грег.

– Похоже на то.

Произнеся слова вслух, я поняла, что так и есть. И прикусила губу.

Разговор прервался от шумного скрипа по полу выдвигаемого стула. Иззи сел.

– Небылицы обо мне рассказываешь моему контрабасисту? – невнятно сказал он, кладя руку мне на колени. – Знаешь, Грег, некоторых медом не корми, дай напакостить.

– Иззи!

– На самом деле, Грег, ей нравится, как я с ней сейчас обращаюсь. Луис просветил меня, что она не принцесса.

– Луис! Ты общаешься с Луисом?

Он сунул руку мне под юбку. Я сжала ноги и положила руки на очень модную в то время ткань – твидовую, с крупной черно-белой ломаной клеткой, – притягивая к себе изо всех сил. Он раньше задирал мою юбку за мусорными баками, когда мы рано утром возвращались из джазового клуба. А сейчас был день и мы были не одни. И раньше днем он не напивался. Но закатывать сцену я не стала, это никому не нужно. Он научил меня этому, когда мы познакомились.

Его рука пробиралась выше.

– Иззи, перестань! – зашипела я.

Он так близко наклонился, что до меня дошел кислый запах виски.

Я встала.

– Я тебе сказала «перестань»! Я не шучу!

– А мы всегда повинуемся. Как Роза скажет, так и будет?

Иззи улыбнулся и помахал пальцами под носом.

– Ах, запах дома.

Я остолбенела, ma chère. У человека, в которого я влюбилась, была прекрасная душа, он был нежен, воспитан, а не груб и жесток.

Он вытер пальцы о рукав, потом повернулся к несчастному Грегу и сказал:

– Хочешь еще партию?

И начал расставлять на доске фигуры.

Мне нужно было успокоиться, и я ушла проверить время отправления. Когда я вернулась, Иззи бил Грега.

Ты поражена, ma chère, но я уже в таком возрасте, что это могло случиться с кем-нибудь другим, а ты только погружаешься в мир мужчин, тебе на самом деле нужно бы знать, что может произойти.

После возвращения из Рима я не видела Иззи около месяца и решила, что с этим покончено. Мне не хватало музыканта и джентльмена, но не его пьяного злого двойника. Я была рада, что он исчез.

И вдруг однажды ночью, почти под утро, он пришел ко мне в постель и был нежен со мной, как раньше, как с инструментом, на котором играл. Он гладил меня губами, языком, пальцами, исследуя каждый изгиб тела, играя и лаская до изнеможения. А утром в полутьме комнаты молча лежал, завернувшись в одеяло, худой, только кожа да кости.

Когда он проснулся, я принесла ему кофе и тост с маслом и джемом из маракуйи – небольшую роскошь, которую я просила присылать из Бразилии вместе с образцами тканей и моделей. Я поставила поднос на кровать, и Иззи схватил меня за руку.

– Ты меня любишь? – скрипучим отчаянным голосом спросил он.

Раньше он никогда меня не спрашивал, сам никогда не произносил таких слов, и я никогда даже не думала об этом говорить.

Он напряженно смотрел на меня горящими, расширенными от испуга глазами, и на лбу у него выступили капельки пота. Он месяцами совершенно бездумно набрасывался на меня, как дикий зверь, но тем утром меня окутало волной внезапно вернувшейся нежности, и я поняла, где-то у него в душе еще теплились доброта и музыка. Мы долго смотрели друг на друга: он – в поисках ответа, я – прежнего Иззи.

– Да, – ответила наконец я.

– Тогда запри меня здесь. Не выпускай ни за что, держи на воде и хлебе, без выпивки и даже кофе. Сможешь?

– Да.

Я поцеловала его пальцы, до сих пор крепко сжимавшие мою руку.

Он наклонил голову набок и, вздохнув, меня отпустил.