Крылья Мастера / Ангел Маргариты

Булгаков как раз надевал чёрный, соответствующий ситуации костюм, белую рубашку, чёрную же бабочку и думал: а не воспользоваться для пущего эффекта моноклем, дабы сокрушить решимость противника в зачатке и по всем фронтам без оконечностей. Да, но если он кинется драться, решил Булгаков, то монокль будет явно лишним; и ограничился лаковыми ботинками на тонкой подошве, но с острыми носками, которыми можно было ловко пнуть в копчик.

В довершении ко всему, он побрызгался французским одеколоном "Наполеон" и почистил зубы.

Ларий Похабов встал справа от двери, Рудольф Нахалов - слева. Булгаков их естественным образом не видел, а на запах окалины из-за суеты и обнажённых нервов забыл обратить внимание.

Сабаневский явился словно отчаявшийся дуэлянт: с пистолетом в правой руке и снежком в левой, которым освежал себе лицо, дышащее жаром вулкана.

Снег таял и, собираясь в капли, падая у него с подбородка.

- И-з-звольте-е! - сказал он крайне нервно, когда Булгаков открыл ему дверь, - извольте... встать! У окна!

- Пожалуйста! - отозвался Булгаков и развёл руками в знак: "Как прикажете".

И его голос необычайно холодный, в отличие от яростного и едва сдерживаемого Сабаневского, подействовал на того отрезвляюще. Однако, если бы только так на самом деле, а то ведь Ларий Похабов всего лишь подул на Сабаневского охлаждающей энергией, а Рудольф Нахалов от избытка старания махал перед его лицом руками, как ангел крыльями, отчего капли воды заползли Сабаневскому за воротник, и он поёжился. Это-то и несколько отрезвило его. Он решил, что не стоит сразу убивать Булгакова. Вначале я его помучаю! - подумал он, как он мучил меня все эти годы. Но чем больше он тянул, тем быстрее падала его решимость.

Булгаков отошёл к окну, повернулся лицом в Сабаневскому, решительно застегнувшись на все пуговицы и убрав руки по швам. Ни к селу ни к городу он вспомнил своего друга детства, Борю Богданова, который перед тем, как застрелиться, тоже тщательно оделся; и он де чуть ли не причина его смерти. Но это была всего лишь рефлексия на мысли Рудольфа Нахалова, который использовал любую возможность, дабы изменить течение событий. К тому же способность к прогнозированию у лунных человеков была на три порядка выше, чем у людей. Можно было говорить о том, что они читали по подложке, исходя из которой Булгакова должен был пронять животный страх смерти, чтобы не провоцировать Сабаневского на резкие действия, но что-то пошло не так, и Булгаков осталось равнодушным, как угол дома на Большая Пироговская, 35. Казалось, Булгакову всё равно, умрёт он сегодня или нет. Его холодные, белые глаза смотрели на противника не мигая.

Трижды Сабаневский поднимал тяжёлый табельный наган, трижды целился в сердце Булгакову и трижды опускал оружие. Потом со словами: "Не смотрите на меня!" окончательно отступился.

Но даже если бы он надавил на спусковой крючок, выстрела не последовало бы, потому что Ларий Похабов ловко, как всякий неземной маг, изымал из барабана как раз ту пулю, которая должна была выстрелить, а кроме этого он извлекал ещё и боевую пружину. Так что даже если бы барабан нагана провернулся на следующую пулю, то выстрела всё равно не произошло бы!

Сабаневский, как и Булгаков, тоже ничего не боялся. Он в своё время навидался всякого, не раз смотрел смерти в лицо и по традиции времени давно должен был бы погибнуть из-за польских корней, даже несмотря на свою демонстративную преданность народной власти.

- Прекрасно! - сказал Булгаков крайне спокойно голосом Рудольфа Нахалова, который был специалистом по психологии людей. - Давайте устроим дуэль! Но у меня нет оружия!

- Что же мне ехать за наградным? - неожиданно для себя, закончив на высокой ноте, спросил Сабаневский, тут же сдав главный редут решимости убить Булгакова.

Булгакову показалось это забавным. Он вспомнил свою предыдущую дуэль и впервые подумал, что Юлий Геронимус и Дукака Трубецкой сваляли дурака, что они были в сговоре и что дуэль поэтому и не состоялась. А с ядом не получилось, и поэтому они донесли о нас с Гэже, понял он, но ни злобы, ни желания мстить не испытал. Отныне к низким людям у него не было абсолютно никаких чувств.

- Может быть, назначить на завтра? - предложил он крайне беспечно, словно речь шла о воскресном пикнике с девушками и вином.

- Что значит "назначить"?! - возмутился Сабаневский. - Дело должно решиться сегодня!

Он боялся перегореть и таким образом предать Люсю (как он называл Регину Сергеевну) и самого себя, которого безмерно жалел в этой шальной, страшной жизни.

- Как изволите... - сказал Булгаков, однако не выдавая своего облегчения.

- Ладно... - чуть заметно успокоился Сабаневский, ища куда бы присесть, - вы, между прочим, у меня жену увели!

- Пожалуйте, - указал Булгаков на кресло, сидя в котором, обычно писал романы.

Сам же сел на стул у окна, откуда ему хорошо было видно лицо Сабаневского.

- Я люблю Регину Сергеевну. Она любит меня. Мы хотим пожениться.

- Да! Но вы понимаете?.. - жалко спросил Сабаневский.