Крыло беркута. Книга 1

Паромщик невесело засмеялся. Почувствовав в смехе глубокую горечь, Шагали не стал докучать русскому вопросами, лишь удивленно смотрел на него.

— Крепко запомнил я тот год. По-нашему — тысяча пятьсот тридцать седьмой, — продолжал паромщик, поглаживая грудь. — Проклятым годом он оказался для меня. Хан Сафа-Гирей набежал на Галич, когда князь наш был на охоте. Спалил город, а нас пленил, руки заковал и привел в Казань. Судьба у пленников известно какая; пометили каленым железом и раздали в рабство, кому куда выпало. Мне повезло — попал сюда. Другие камень ломают, улицы мостят, крепостные стены выкладывают. А то вымачивают шкуры в вонючих ямах, кожу мнут. Мне что! Мы с товарищем паром сладили, и оставили нас тут, при реке. Паром туда-сюда ходит, в ханскую казну денежки идут. Либо шкурки, мед, хмель…

Долог был рассказ меченого паромщика. Дрова в костре прогорели, превратились в жаркие угли. Угли подернулись пеплом и превратились в золу. А он говорил и говорил, пока из-под горячей золы не пробился душистый парок…

Жадно накинулся паромщик на тушеное мясо. Давно, видать, такой еды не пробовал. Отвалился, когда уж больше в горло не лезло. Все еще жадно глядя на оставшееся мясо, спросил:

— Переправляться на ту сторону будете? Коль будете, подождите немного. Там стражник живет, ночью он уйдет к своим женам. Тогда я вас тихонечко перевезу.

— Надо ли нам туда переправляться — мы, туган[46], и сами не знаем, — сказал Шагали, вздохнув, и рассказал, кого он ищет.

Паромщик задумался.

— Нет, вроде не видели мы такую женщину, не провозили ее туда. А может, я не заметил?

— Не мог ты не заметить! Не одна она была. Были с ней четыре стражника, да кучер, да погонщики скота. Она с приданым ехала. Все пропало — и добро ее, и скот…

— Ну, скот — дело наживное, — сказал паромщик, поднявшись с места. — Жена пропала — это хуже. Но ты не горюй. Молодой еще, другую красавицу найдешь… Ладно, схожу-ка я к себе…

Паромщик канул в темноту. Шагали грустно вздохнул, и вдруг у него возникло такое чувство, будто этот жилистый человек и его рассказ приснились. Да нет, не приснилось. Но верить ему или не верить? Должен ли он смотреть на русского как на врага, раз тот оказался ханским рабом? С другой стороны, можно ли относиться к рабу сочувственно, как к обыкновенному человеку? Шагали не находил ясного ответа на эти вопросы.

Он смел с кострища золу и лег на теплую землю, слегка прикрыв ее ветками, но долго не мог заснуть.

Небосвод пестрел звездами. Звезды мерцали, будто перемигивались. Шагали отыскал взглядом созвездие Сэрэтэн. Вот оно, его созвездие, похожее на расходящиеся козьи рога. Сэрэтэн… Его созвездие среди бесчисленных звезд… Козьи рога… Нет, там всего один рог… И не рог вовсе, а полумесяц… Полумесяц на груди уруса… Вот и голос его послышался:

— Не бойся, я не хан, не помечу тебя каленым железом!..

Шагали вскочил, протер глаза. Заснул, оказывается. Рядом похрапывали его спутники, поодаль пофыркивали кони, пущенные попастись на сочную траву. «Надо взглянуть на них», — подумал Шагали и замер в испуге; перед ним в сумеречном свете звезд обозначились две темные фигуры. Рука невольно потянулась к топору. Успокоил знакомый голос:

— Заснули? Прости, решили вот разбудить…

— Что, ушел стражник?

— Не в нем, брат, дело. Есть новость. Насчет твоей жены…

— Видели ее? Когда? Где?

— Ты не спеши. Успокойся. Выслушай сначала моего товарища, потом решишь, что делать… Вот он видел: с неделю назад провезли в кибитке нарядную молодушку.

— Кто провез?

— Разве в этом мире разберешься — кто, — вступил в разговор второй паромщик. — Человек какой-то. Он вроде на том берегу с ханским псом торговался. Долго что-то руками размахивали. Может, пес и знает…

— Перевезите меня туда! Я этого пса за горло возьму! Голову ему, коль надо, оторву!

— Оторвать-то оторвешь, а куда кинешь? Прежде, говорят, чем войти, подумай, как выйдешь.

— Что это был за человек? Какой из себя?

— Черный такой, губастый. Одного уха нет…

— Я у него и второе ухо отрежу!

— Отрежь, коль сумеешь…

— А скот с ними был?

— Нет.

— Куда ж его дели?

— Это, брат, ты у одноухого спросишь. Опять же, коль сумеешь отыскать…

Первый паромщик спросил:

— Тебе, егет, что дороже — жена или скот?

Будь посветлей — паромщики увидели бы, как густо покраснел смущенный Шагали.

— Я жену ищу, — ответил Шагали. — А насчет скота спрашиваю, чтобы узнать, ее ли провезли. Раз без скота, может, и не ее. Потом, с ней же люди еще были.

— Э, долго ли скот куда-нибудь сбыть! А люди… Для иного люди — тот же скот: схватил, продал каким-нибудь караванщикам из Бухары — и дело с концом. Ханские псы тоже этим занимаются. Им только приведи связанного человека!

Шагали примолк. И снова перед его мысленным взором предстала Минлибика. Миловидная, скромная. Встрепенувшись, Шагали взглянул в сторону реки и затоптался на месте, как нетерпеливый конь.

— Давайте, перевезите нас на тот берег. Поскорей! — заторопил он паромщиков. — Эй, друзья, вставайте! Поехали!

— Перевезти — перевезем, — сказал первый паромщик. — Только вот товарищу моему перекусить бы. Два дня мы ничего не ели.