Крыло беркута. Книга 1

По-прежнему непригляден был Одноухий и по-прежнему дерзок.

— Ты говори, да не заговаривайся. А то впрямь свяжу и перед ханом поставлю.

— Твое дело — связать, мое — сбежать…

— Ладно, — примирительно сказал Салкей. — Есть дело иного рода.

Одноухий быстро понял, что от него требуется. Высказал предположение: тамьянский турэ Шакман пригревает около себя неведомо откуда взявшихся людей; может быть, и того, кого ищет баскак, пригрел.

И до Салкея доходили слухи об этом.

— Доставь-ка мне подозрительных!

К удивлению баскака, разбойник отрицательно мотнул головой.

— Не выйдет, мой султан. Против Шакмана сил у меня мало. Угнать из его табуна десяток коней — еще куда ни шло, а людей… Нет, не выйдет.

— А ты выжди, когда Шакман отлучится куда-нибудь. Не сидит же он сиднем в своем становище…

— Не сидит. Но когда он отлучается, остаются его дозорные. Не подступиться к ним.

— Коль доставишь мне этого головореза, отличишься перед ханом.

— А зачем мне отличие?

— Ну, награду получишь.

— Хе! Я сам себя награждаю.

— Кого ты из себя корчишь? — вспылил Салкей. — Что тебе нужно? Серебро? Золото? Получишь! Только поймай убийцу Суртмака! И доставь мне живым!

— Голова, хоть и без одного уха, дороже золота, мой султан. Покойнику богатства ни к чему. Не могу я напрямик сунуться к Шакману. А последить за ним могу. Глядишь, и выпадет случай. Потерпи.

— Что ж…

В один из дней, когда баскак Салкей собирал ясак, Одноухий известил его: Шакман с частью своих воинов отправился за барымтой. Баскак так и так должен был побывать у тамьянцев, а тут, похоже, момент выдался самый подходящий. Очень хорошо, что Шакмана нет на месте. Без него будет проще и с ясаком управиться, и с подозрительными людьми разобраться. Салкей даже пожалел, что упрашивал разбойника, — сам в силах проверить достоверность слухов и предположений. Есть же у него стражники, армии, да и погонщики скота чего-то стоят!

Баскак учинил у тамьянцев небывалый обыск. Самолично чуть ли не в каждую щель заглянул. Собрал ясак, какого племя никогда еще не платило, заодно обшарил всю тамьянскую землю. Обнаружили в лесу лачугу дегтевара, но что проку: пустая она стояла. Разве только смолу для хана нашли. Дегтевар, оказалось, ушел с предводителем в поход. На допросах тамьянцы в один голос твердили: нет, мол, у нас чужаков, вот мулла — пришлый, так сколько уже лет у них живет; была еще приблудная старуха-ворожейка, да пропала, ушла куда-то. Муллу баскак не успел допросить — тоже куда-то исчез.

Ясак был отправлен в Казань, а поимку преступника пришлось опять возложить на главаря разбойников.

Одноухий между тем все же пронюхал, что Шакман держит в лесу пришлого, что человека этого зовут Биктимиром, а подлинное ли у него имя — аллах знает. Скорее всего, это и есть разыскиваемый кара-табынец. Пожалуй, и сомневаться не стоит, — он и есть…

Видел Одноухий, как прошло через облюбованный им лес воинство Шакмана. Последним ехал крепко скроенный человек. Конь его тащил волокушу с каким-то бочонком. Что за бочонок — догадался баскак, когда Одноухий свиделся с ним. Стало быть, с волокушей ехал дегтевар.

Теперь уж банда Одноухого не спускала глаз с дороги, по которой должен был вернуться Шакман. Наконец, он проскакал со своими воинами. А дегтевара с ними не было. Отстал. Улыбнулась удача разбойникам. Устроили засаду. Правда, не дался им Биктимир. Немало шишек набил.

Немало хлопот доставил. Ушел… Но заснул богатырским сном и проснулся, опутанный веревками. Тихо его взяли, уже без хлопот.

Так, связанного для большей надежности по рукам и ногам, и повезли его на рассвете в люльке меж двух коней. Доставили Салкею.

Обрадовался баскак, едва не заплясал от радости. Наконец-то!

— Попался, соколик, попался, миленький! — чуть не мурлыкал он и в избытке чувств ласково тыкал рукоятью плетки в живот плененному. — Повезем мы тебя в гости в твои родные места. Там скажут, кто ты такой на самом деле. И урок получат. Хороший урок! Увидят, что ждет того, кто посмеет поднять руку на баскака…

Сначала, конечно, следовало установить, что Суртмака убил именно этот человек. Установив, предать его жесточайшим истязаниям на глазах сородичей и соплеменников. Чтоб другим неповадно было посягать на жизнь ханских слуг. А то вчера убили Суртмака, завтра убьют Салкея, а там, упаси аллах, доберутся и до самого хана!

Опасны вольнолюбивые смельчаки. Даже связанные — опасны. А уж убийца баскака, разгуливавший на воле, был впятеро, вдесятеро опасней. Вот почему так обрадовала Салкея поимка преступника. Возможно, это был самый счастливый день в жизни свирепого ногайца.

На следующее после истязаний утро разнесся слух, что страдалец умер в яме, куда его бросили.

Многие вздохнули с облегчением: отмучился…

30

Так же, как проявленная в битвах доблесть, не забывается самопожертвование во имя справедливости, тем более, если человека казнят за правое дело на глазах его соплеменников. Казненный обретает славу не только героя, но и мученика. Далеко разносится эта слава, равнозначная бессмертию.