Крым 1917–1920. Революция и Гражданская война

Ответом на это были массовые аресты совершенно невинных людей; обыски с грабежом, розыски оружия и новые безобразия и оскорбления беззащитного населения. Начальник гарнизона издал по поводу этих событий приказ, в котором предупреждал, что он сумеет «реальной силой поддержать авторитет и достоинство добровольческой армии[194], привлекая к ответственности всех, кто словом или действием оскорбит чинов армии или будет вести агитацию против них».

Расправы, грабеж в деревне, поиски большевиков и желание видеть в каждом бедняке большевика – толкнуло многих крестьян на уход из деревни для того, чтобы не стать предметом диких издевательств со стороны добровольческих «чинов». Уходящие из деревни крестьяне присоединились к скрывающимся от белогвардейской расправы большевикам.

Одна из таких групп скрывалась в Евпаторийских каменоломнях. Ежедневно в каменоломню приходили новые и новые изгнанники. Многие шли с семьями, надеясь найти защиту у большевиков. В декабре в каменоломнях собралось столько людей, что трудно было скрываться, а пронюхавшие об укрывающихся добровольцы окружили каменоломни таким бдительным надзором, что трудно было выходить за пищей и водой. Затруднена была доставка продовольствия в каменоломни крестьянами ближайших деревень, которые раньше бесплатно доставляли пищу.

Собравшиеся в каменоломнях имели ячейку большевиков и держали связь с подпольным партийным комитетом. Они ставили своей задачей соединение с частями Красной армии при их приближении к Крыму. В каменоломнях была организована оружейная мастерская.

Окруженный со всех сторон, отряд «красной каски» – так называли скрывающихся в каменоломнях, вынужден был вступить в бой, не желая живыми сдаваться врагу.

Кроме многочисленной, превышающей 1000 чел., пехоты против засевших в каменоломнях были высланы из Севастополя миноносцы. Беспрерывный артиллерийский, пулеметный огонь, затем взрыв входов в скалы, где засели отряды, ядовитые газы и, наконец, захват последнего колодца, из которого отряд снабжался водой, сделали свое дело. Обессиленные, голодные, мучимые жаждой, в желании сохранить детей, стариков и женщин, вышли из скал те, кто искал там защиты. Они поверили провокации белых, обещавших не трогать жителей. Всех, кто вышел, скосили пулеметами, – ни плач детей, ни стон и мольбы матерей, ничто не удержало от дикой варварской расправы.

21 января кончилась осада, длившаяся с 7 января. Часть отряда сохранилась, скрываясь в скалах, и потом разошлась на подпольную работу по городам Крыма.

Расправившись с отрядом, добровольцы не оставили своим вниманием и Евпатории – там были произведены аресты. Часть арестованных на пути в Керчь была расстреляна.

Стонал Крым от зверств, издевательств и грабежа «добровольцев», а правительство «демократических земцев», в самом деле кадетов, стремясь к единой России и соглашаясь с необходимостью «суровой борьбы», забыло объявленные демократические лозунги и, вместо прямого противодействия грабежу, «договаривалось» с командованием, убеждало его, т. е. занималось тем, что не могло дать реальных результатов.

Попыталось оно организовать военно-окружный суд, но это встретило отпор со стороны главнокомандующего добрармией. Военно-окружный суд был признан вредным «нецелесообразным для дела». Деникин не мог допустить существования суда, который имеет право судить представителей добровольческой армии. Это казалось ему весьма демократичным. Крымское правительство, несмотря на его буржуазную программу, признавалось тоже демократичным, мешающим добровольческой армии устанавливать реакционнейшие порядки.

Вопреки обещанию не вмешиваться во внутренние дела Крыма командование добровольческой армии принудило правительство объявить мобилизацию вначале офицеров, а затем и солдат в добровольческую армию.

Правительство при своем рождении объявило населению, что будет создавать только территориальную армию для охраны внутреннего порядка, но уже на земском съезде в феврале представитель правительства, отвечая на обвинение его в реакционности, восклицал: «Крым не нуждается в территориальной армии, ибо отдельно ни с кем не ведет войны и, надеемся, вести не будет, он только участвует в общей борьбе за возрождение России»[195]. Добровольческая армия не ведет Гражданской войны, она борется за единство России.

Такими доводами правительство думало, видимо, кого-то убедить, хотя само заранее знало, что «мобилизация вообще непосильна для правительства, не имеющего сильного аппарата принуждения, но она совершенно неосуществима в такой атмосфере несочувствия, которая создалась под влиянием первых шагов Д.А. (разрядка моя. – М.Б.)»[196]. В обстановке общего несочувствия мобилизация привела к весьма плачевным результатам. Все кончилось тем, что даже добровольческая армия признала бесцельными репрессии к уклоняющимся от мобилизации, настолько массовой была неявка по мобилизации.