Крым 1917–1920. Революция и Гражданская война

Газеты признают, что, если даже допустить отрицательное отношение деревни к большевикам, то и «за нас она не пойдет, ибо не знает, что будет с землей».

Если деревня стонала от произвола белогвардейцев и не хотела идти за ними, то город не менее враждебно относился к деникинцам. Город рабочих и служащих голодал, подвергался оскорблениям, издевательствам, жил в постоянной угрозе арестов, заключения в тюрму и расстрелов. Особенно массовый характер носили аресты в Севастополе, Симферополе, Феодосии и Евпатории. Так, в октябре 1920 г. в Евпатории было арестовано в один раз десять человек, обвиненных «в принадлежности к большевикам», вслед за этим были десятки случаев ареста по одному, по два, по три человека. Симферополь имел сотни случаев арестов. В Севастополе особенно ярким надо признать арест девяти в январе и 36 человек в марте. Второй случай особенно характерен со стороны того, какими же правовыми нормами руководствовались белогвардейцы. 10 человек, выделенные из числа 35 арестованных 19 марта, 22 марта предстали перед военно-полевым судом. Суд приговорил трех к расстрелу, двух к десяти годам каторги, а пять человек оправдал. Однако дело судом не кончилось, ночью 23 марта всех десять человек, по приказу Слащева, вывезли в Джанкой и там расстреляли.

Протесты рабочих, просьбы, даже вмешательство бежавшего в это время из Новороссийска в Севастополь министра деникинского правительства Мельникова, ничто не помогло. Слащев ответил, что он не позволит, чтобы тыл диктовал фронту. Расстрел был произведен, а на другой день рабочие объявили забастовку. Не помогли обещания меньшевиков, осталось на бумаге решение Крымпрофа, не допускающее забастовку, из Севастопольской она превратилась в Общекрымскую. Массовые аресты среди бастующих, а затем и предательская роль меньшевиков не позволили превратить забастовку в восстание, через три дня решено было приступить к работе, уступая силе штыка.

Следует остановиться на борьбе со спекуляцией, которая приняла невиданные размеры. Спекулянты очень умело доставали товары и весьма быстро перевозили их. Уполномоченные государственных организаций неделями сидели на станциях железных дорог, терпеливо дожидаясь нарядов на вагоны, а спекулянты за взятки жел. – дор. начальству разъезжали во всех направлениях без задержки.

Бороться со спекуляцией, ибо она разлагает тыл, – сократить аппетиты торгового класса. Такую задачу поставили себе власти, но разрешить ее не могли. В переписке тов. прокурора с начальником государственной стражи есть такие указания: «При наличном составе командированных для этой цели (борьбы со спекуляцией. – М.Б.) чинов стражи вряд ли дело это может иметь какой-либо успех… За февраль месяц ими было составлено два протокола, по которым можно судить только о непонимании ими дела»[295]. При такой характеристике тех, кто должен был бороться со спекуляцией, нельзя было ждать результатов. Кроме этого, трудно было что-нибудь делать, когда власти в тылу армии были связаны со спекулянтами не только взятками, но и участием в прибылях.

Тыл жил особой от фронта жизнью. Безответственность, интриги, халатное отношение к вопросам фронта, борьба за тепленькие местечки, дающие большой доход, – такова характеристика тылового административного и военного аппарата. Неприспособленность всего аппарата к работе в напряженной военной обстановке, гнилостность всей системы стала очевидной в тот момент, как на Кавказе белогвардейцы были разбиты и волна их покатилась в Крым.

Тысячи людей, сотни различных учреждений толкались, мешали друг другу, кто пытался кем-то руководить, распоряжаться, выдвигать проекты, планы спасения России, превращать Крым в политическую государственную единицу. «Вавилонское столпотворение», паника увеличивались по мере приближения Красной армии к Перекопу или с приездом новых непрошеных гостей Дона, Кубани и Терека.

В рядах руководителей добровольческой армии начался развал. Один из популярных в буржуазных и казачьих кругах генерал, барон Врангель, в начале февраля обратился с письмом к Деникину. Он, указывая на целый ряд стратегических ошибок штаба, писал: