Крым и крымчане

Далее он писал, что Анна Ярославна, киевская княжна, ставшая королевой Франции, на самом деле была чистокровной украинкой и звалась «Ганна». Что исконным языком Древней Руси был как раз украинский. Что Древняя Русь на самом деле и была Украиной – но в период ее упадка имя «Русь» «было присвоено великорусским народом». Вот так непринужденно москали взяли славное имя – и присвоили…

Необходимо отметить, что с доказательной базой у Грушевского всегда обстояло скверно, точнее говоря – вообще никак. Он просто-напросто «так видел» – и продолжал недрогнувшей рукой при любом удобном случае вставлять вместо «русский» – «украинский». Переселение части бывшего Войска Запорожского на Кубань у него именуется «украинской колонизацией Кубани». Освоение русскими Крыма – «украинской колонизацией Крыма». И так далее, в том же духе…

Никто из «свидомых» так никогда и не дал внятного ответа на коварный вопрос: почему все до единой былины, повествующие о великом князе стольно-киевском Владимире Красно Солнышко и его славных богатырях, записаны собирателями фольклора не просто в России – на севере России, у поморов, куда даже Грушевский не решился поместить «украинцев». На Украине ходили лишь казачьи песни-«думы», повествующие исключительно о казацких буднях…

Проблема еще и в том, что никакой «Киевской Руси» никогда не существовало. Ее не знают ни русские летописцы, ни иностранные путешественники – повсюду у тех и у других значится просто Русь. С превеликой натяжкой еще можно именовать Киевской Русью владения Владимира Крестителя – но после его смерти началось то, что сам Грушевский меланхолично именует «агонией Киевского государства». После смерти сына Владимира Ярослава (которого современники никогда не называли «Мудрым» – впервые его так поименовал Карамзин уже в XIX столетии) в 1541 году его сыновья в жестокой борьбе за власть поделили дедушкино наследство на шесть княжеств и основали пять династий. Причем Киев перестал считаться «старшим» – старшинство перешло к Владимиру, куда переехал в 1169 году киевский князь Андрей Боголюбский, оставив Киев сыну. Владимирско-Суздальское княжество и стало с тех пор именоваться «великим». Мимо столь очевидного факта даже Грушевский пройти не мог, не говоря уж о том, чтобы его отрицать, – однако дал свою трактовку событий: по его утверждениям, суздальская династия питала самые злодейские замыслы: «Предоставляя Киев разным младшим родственникам, они и стараются держать их и Киев в подобающем почтении, и умышленно содействуют упадку Киева».

Что тут добавить? Вполне возможно, суздальская династия и в самом деле умышленно ослабляла Киев – обычное дело при феодальных распрях. Однако даже Грушевский в данном конкретном случае не рискнул по привычке запеть о «кознях злых москалей». С кое-какими неопровержимыми фактами все же приходилось считаться, чтобы не выглядеть в глазах коллег-историков вовсе уж законченным фантазером. Москва в те времена никакого самостоятельного значения не имела, была крохотным поселком в лесной глуши. Только в середине XIII века она выделилась в отдельное княжество под правлением брата Александра Невского Михайла Тверского – а «великий стол» из Владимира в Москву перенес еще позже, в 1328 году, Иван Калита. Грушевский утешился тем, что объявил знаменитую битву с татарами на Калке в 1223 году сражением, в котором участвовали «украинские князья»…

Печальная ситуация с теми самыми доказательствами усугублялась еще и тем, что не существует никаких летописей на «украинском» языке. И летописи, и нацарапанные на стенах надписи, именуемые у историков «граффити», сделаны на русском. Впрочем, Грушевский пытался и это объяснить со своей колокольни: и отсутствие «украинских» текстов, и то, что былины о киевской старине сохранились лишь в России, он объяснял тем, что «до половины XII столетия великорусские земли стояли в более тесной зависимости от Киева, то и сохранились здесь (т. е. в Великороссии. – А. Б.) главным образом произведения первой половины XII века». И далее: «Таким образом, мы имеем очень мало материала для суждения о литературном движении в украинских землях во второй половине XII и в XIII веках, да и для предшествующего времени ни в каком случае не можем положиться на полноту наличного материала».

Логика откровенно хромает: если письменные памятники и былины сохранились в «колониях», почему их совершенно не осталось в «метрополии», на Украине? «Наличный материал», о котором упоминает Грушевский, не просто страдает неполнотой – он отсутствует вообще. Сам Грушевский приводит написанную на русском (с вкраплением местных диалектных словечек) петицию киевской шляхты к польскому королю, поданную в 1571 году и касавшуюся как раз сохранения русского языка. Этот документ, пожалуй что, стоит привести целиком.